36 
Мередит уткнулась лицом в его плечо, чтобы он не увидел второй слезы.
Этой ночью она была особенно нежной с Эдмундом. Она была особенно страстной, она потеряла всякий контроль над собой.
Мысль о том, что она собирается сделать, обжигала ее словно огнем. Стараясь освободиться от этих мыслей, она вкладывала всю силу своей благодарности в объятия и поцелуи. Пытаясь забыть о том, что ждет ее в иной реальности, она отдавалась Эдмунду со всем пылом, на какой была способна.
Все что угодно, лишь бы отвлечься. Лишь бы забыть, лишь бы вытеснить из сознания воспоминания и боль, страх и терзания, наполнив его терпкой сладостью любви. Отдать Эдмунду все, что только в ее силах…
Вконец обессиленная, она откинулась на подушки.
За окном было самое темное время суток, та грань ночи, которая чернее всего перед рассветом.
Эдмунд кончиками пальцев провел по ее лицу, потом уже более озорным движением взлохматил ей волосы и встал.
– Ты куда? – Она приподнялась на локтях.
– В душ.
– Мне было очень хорошо с тобой.
– Знаю. Надеюсь, так же будет и впредь.
– Я знаю, – прошептала она, и отчаяние вновь подступило к горлу.
– Если после всего, что сейчас было, ты мне откажешь, я…
– Что ты сделаешь?
– Мне просто придется убить тебя, – засмеялся он.
– Ничего себе шуточки, – надулась Мередит.
– Да, я становлюсь кровожаден. Никак не могу насытиться. Если ты еще не будешь спать, когда я вернусь, мы продолжим.
Мередит наигранно зевнула.
– Думаю, что буду. Наверное, надо поспать.
– Ну смотри. Спокойной ночи, любимая. – Он наклонился еще раз поцеловал ее и вышел из комнаты.
Удостоверившись, что он вошел в душевую и вода зашумела, Мередит тихо встала, накинула халатик и сложила самые необходимые вещи – документы, кредитку, щетку для волос и еще кое-какие мелочи – в свою дорожную сумку.
Потом выключила свет и вернулась в постель.
Она дождалась, пока Эдмунд уснет. Для верности прождала еще час.
Потом встала, оделась, стараясь двигаться как можно тише. Одеваться на ощупь было непривычно, она два раза проверила, все ли пуговицы застегнуты на кардигане и хорошо ли сидят джинсы.
Держа в руках ботинки и сумку, она бесшумно повернула ручку двери, спустилась по лестнице, так же бесшумно открыла дверь в прихожей. Вовремя опомнившись, надела ботинки, действуя все так же, на ощупь. Вышла на улицу.
Тихо щелкнул замок.
Потом скрипнула калитка – и все смолкло.
Бросив прощальный взгляд на дом, где провела столько счастливых минут, она неторопливо пошла по почти безлюдной улице. Пройдя почти половину квартала, она наконец поймала такси.
– В аэропорт, пожалуйста.
Денег у нее оставалось только на билет.
Сидя в самолете и глядя в иллюминатор, Мередит не видела ничего перед собой. Взгляд проходил сквозь стекло и упирался в лицо Эдмунда. Только его лицо было у нее перед глазами.
Не такое, каким оно было, когда он желал ей спокойной ночи, улыбался и целовал ее.
Не такое, каким оно было в ресторане в тот вечер, когда он предложил ей стать его женой.
Но такое, каким оно станет, когда Эдмунд поутру проснется и обнаружит ее отсутствие.
И записку.
Клочок бумаги, наспех вырванный из записной книжки с серебряным обрезом. Перьевая ручка «Паркер». Да, и такие мелочи она возила с собой.
Два слова, всего два слова.
«Прости. Забудь».
Она писала записку наспех, торопясь, чтобы Эдмунд не вышел и не застал ее за сборами. Она пыталась подбирать слова, потом поняла, что все равно ничего не сможет объяснить на этом клочке бумаги.
Клочке бумаги, который, наверное, один стоит дороже, чем все его кисти.
Словами она ничего не объяснит, он может все превратно понять и, что еще хуже, начать ее ненавидеть. Если не получается рассказать обо всем, объяснить, глядя в его глаза, поговорить о том, что она чувствует и почему так поступает… Наверное, лучше и не пытаться хоть как-то исправить ситуацию с помощью этой записки.
Да и что тут можно исправить? Она сбежала тайком ночью, не попрощавшись, крадучись по дому в какой-то воровской манере.
Главное, чтобы они не начали пересчитывать серебряные ложки.
Мередит оторвала взгляд от иллюминатора, прижала ладони к лицу и беззвучно заплакала. Горячие слезы стекали сквозь пальцы, капли падали ей на колени.
Анни… Главное, чтобы все это не отразилось на Анни, она ведь уже не молода, для нее это может стать ударом.
36 
