— И что же тебя в этом так удивило? Разве канадцы никогда не целуют женщинам руки?
— Нет, целуют. Но только совсем не так.
— То есть?
Розалин лукаво прищурилась.
— Ты наклонился к моей руке, прежде чем поцеловать ее.
— Не понимаю.
Джейсон слишком поздно заметил, какую опасность таит этот разговор, и не догадался вовремя сменить тему. Он вдруг почувствовал себя мышью, сунувшей нос с мышеловку со скрытым замком. Хуже всего было то, что он никак не мог сообразить, на что старательно намекает Розалин. Без сомнения, он допустил какую-то оплошность, когда целовал ей руку. Но был совершенно бессилен понять, что это за оплошность. Ясно было лишь то, что это одна из тех досадных оплошностей, которые иногда допускают даже самые опытные разведчики. Это называется — погореть на мелочах.
— Так что же тебе показалось странным в моем поведении? — спросил он с деланно беспечной улыбкой. — Ты говоришь, я наклонился к твоей руке, чтобы поцеловать ее. И какие же выводы из этого следуют?
— Видишь ли, Джейсон, — весело пояснила Розалин, — американцы, как правило, не наклоняются к руке женщины. Они тянут ее к своим губам. Берут руку женщины в свою и подносят ее к губам. — Она взяла его руку и показала, как это происходит. — Вот так. В Англии такая манера целовать руку считается дурным тоном. Но даже самые богатые и образованные американцы иногда допускают подобные оплошности. Разумеется, после того как им укажут на их оплошность, они начинают делать все правильно. Но кто мог указать на это тебе?
Джейсон скромно улыбнулся и развел руками.
— Никто. Просто я… я прочитал про это в книге по этикету.
— В книге по этикету?! — Розалин весело захлопала в ладоши. — Джейсон, да ты просто удивительный человек! Первый раз встречаю американца, который держал в руках такую книгу.
— В каждом правиле есть свои исключения, — назидательно заметил Джейсон.
Ему с трудом удавалось сохранять безмятежное выражение лица. Интересно, сколько еще подобных оплошностей он успел допустить за время общения с Розалин? И сколько еще допустит? Оставалось уповать лишь на бесхитростную душу Розалин и ее безграничную доверчивость к нему. Доверчивость, которую он недостойно обманывает!
— Расскажи мне что-нибудь еще про свой музей, — попросил он, чтобы отвлечь ее от опасной темы. — Сколько там восковых фигур?
— Около сорока. Нарядов, конечно, намного больше, и мы иногда меняем экспозицию, «переодеваем» наших прекрасных дам и кавалеров.
— А где шьют костюмы?
— О, у нас существует целая мастерская! Она расположена по соседству с музеем.
— А где находится сам музей?
— Рядом с Камберленд-холлом. В бывшей лимонной оранжерее.
— А! — Джейсон сразу вспомнил эту живописную постройку. — Красивое место… надо полагать?
— Да, очень. Павильон выстроен в стиле барокко, он белый, с красным куполом и позолоченными лепными украшениями. А рядом разбит сад с этим, как его…
— Боскетом подстриженного кустарника в стиле французского ренессанса, — машинально подсказал Джейсон. И мысленно поздравил себя с окончательной потерей рассудка.
— Да, верно. — Янтарные глаза Розалин изумленно округлились. — А… как ты догадался?
Джейсон невинно улыбнулся.
— Никак, просто наугад сказал. Ну не то чтобы наугад, — добавил он, стараясь придать своим словам побольше правдоподобия. — Просто я однажды был в Англии. Давно, лет десять назад. Я закончил с отличием третий курс колледжа, и мне и еще нескольким отличникам вручили туристическую путевку. Для повышения, так сказать, культурного уровня. Ну и там мы побывали на экскурсии в одном имении. И я запомнил, что говорили про сад.
— А ты случайно не запомнил, как называлось имение? Нет? Жаль. Ну и как тебе понравились берега туманного Альбиона?
— Очень понравились. Жаль, что больше ни разу не довелось туда съездить.
— Может быть, еще доведется, — утешила его Розалин. — Вместе со мной.
— Посмотрим, — уклончиво ответил Джейсон.
Розалин поднялась с ковра и ушла в спальню. Вскоре она вернулась с небольшим альбомом.
— Вот, — сказала она, снова опускаясь на ковер, — это мой маленький семейный альбом, который я всегда вожу с собой.
Джейсон мысленно выругался. Неужели ему придется смотреть на тот самый дом, который он упорно старался вычеркнуть из памяти? Тринадцать лет усилий — и все насмарку!