– Да что с тобой, Рейчел? – удивился Росс, для которого эта вспышка гнева была полной неожиданностью. – О чем ты? Не собираюсь я тебя покупать. Я просто…
– Как же еще тогда ты это назовешь? Ты чувствуешь за собой вину, вот и хочешь всучить мне эту кобылу для очистки собственной совести. Да только не нужна она мне! И ты мне не нужен! Забирай свою лошадь и выметайся отсюда! И не вздумай возвращаться! Слышишь? Чтобы я тебя больше не видела! – Ее руки сжались в кулаки, а сама она стояла перед ним, трясясь от гнева, и крупные слезы катились по ее щекам.
– Рейчел, ты не можешь так поступить со мной. Я понимаю, у тебя горе, но все же… – Ошеломленный, Росс никак не мог уразуметь, что вызвало в ней столь резкую перемену. – Ты сама не понимаешь, что говоришь.
– Я отлично отдаю себе отчет в том, что говорю, – отрезала Рейчел голосом, звенящим от гнева и слез. – И если ты в ближайшие пять минут не погрузишь свою лошадь обратно в прицеп, чтобы тотчас убраться отсюда, я вызову шерифа.
Резко повернувшись на месте, Рейчел быстро пошла к конюшне. Последние метры, остававшиеся до ворот, она преодолела бегом.
– Рейчел… – Росс сделал нерешительный шаг следом за ней, еще не веря, что все это происходит не во сне, а наяву.
– Я думаю, это серьезно, – прозвучал за его спиной голос конюха.
И Росс был вынужден с ним согласиться.
Рыдая, Рейчел побежала прямиком туда, где стояли кобылы, и остановилась у стойла, третьего с конца. С лихорадочной поспешностью она отодвинула засов сетчатой калитки и вошла внутрь. Столь же торопливо закрыв за собой калитку, она обвила руками шею серой в яблоках кобылы, уткнувшись мокрым от слез лицом в пепельную гриву.
– Ах, Саймун, Саймун, – зарыдала Рейчел с новой силой. – Ну почему они все заодно? Почему?! Почему то и дело подсовывают мне подарки, когда мне нужно от них только одно – любовь! Никто не любит меня. Никто!
Изливая в слезах боль и горечь, она чувствовала, как осторожно толкает ее головой лошадь, всхрапывая тихо и обеспокоенно.
– Что, неправда, говоришь? Неправда? Ты любишь меня? Ты, хорошая. Ты, красавица моя, – бормотала Рейчел, держа голову лошади обеими руками и заглядывая ей в глаза. Она слабо улыбнулась, когда кобыла, настороженно обнюхав ее заплаканные щеки, слизнула с них мягким языком соленую влагу. – И я тебя люблю, моя Саймун. Ведь ты никогда не предашь меня, правда, никогда?
В соседнем стойле захрустела солома, и старый красный мерин, притиснувшись к перегородке, заржал, требуя, чтобы и ему уделили внимание.
Просунув руку в промежуток между досками, Рейчел почесала ему под седой губой, продолжая другой гладить кобылу.
– Ты тоже любишь меня, Ахмар. Знаю, знаю… Я и о тебе не забываю, – умиротворенно шептала она, хотя боль в душе еще не прошла до конца.
Над головой вращались мощные лопасти вентилятора, разгоняя по конюшне крепкий запах лошадиного пота, сена, навоза и зерна. Рейчел опять повернулась к кобыле и ласково потрепала ее по щеке. Рядом с этой лошадью ей вдруг стало хорошо и спокойно. Так приятно было гладить ее атласную кожу, ощущать тепло ее большого тела, вдыхать ее запах. Ей казалось, что соприкосновение с животным вселяет в нее новую силу, возвращает к жизни.
– С вами все в порядке, мисс Кэнфилд?
Появление двуногого существа сейчас было совсем некстати. Вздрогнув от неожиданности, Рейчел заметила у стойла конюха и тут же спряталась за лошадью, чтобы он не видел ее слез. Ей не нужна была ничья жалость. Пусть оставят свое сочувствие самим себе!
– Да, в порядке, – твердо произнесла она. – Мне просто хочется побыть одной. Прошу вас, уйдите.
– Слушаюсь, мэм.
Ахмар всхрапнул, когда конюх проходил мимо его стойла. Затем мерин снова повернулся к ней. Для Рейчел это был знак, что они опять остались одни.
– А ведь мы всегда держались втроем, помните? – напомнила она «собеседникам», однако тут же поправилась: – Нет, не всегда. Когда-то нас было четверо. А теперь… Нет больше с нами Сирокко. Господи, до чего же я тоскую по нему. – Рыдания с новой силой начали сотрясать ее, и Рейчел опять уткнулась лицом в шею кобыле. Только тут она могла поплакать всласть, дать волю горю, вызванному смертью любимого коня и предательством человека, который, как оказалось, и не любил ее вовсе.
Фыркнув, Саймун качнула головой в сторону калитки. Это было предупреждение: кто-то идет сюда. Поспешно вытерев глаза и щеки, Рейчел постаралась изобразить нечто, похожее на невозмутимость.