Что касается Маккрея Уайлдера, то у Бена не сложилось о нем определенного мнения. Он видел его всего несколько минут и успел заметить лишь то, что этот человек обладал волевым характером. Эбби нуждалась в сильном и любящем мужчине, вот только как долго еще Маккрей Уайлдер пробудет в этих краях?
– Я, пожалуй, тоже выйду подышать свежим воздухом. – Доби Хикс резко поднялся и направился к двери. Сорвав свою шляпу с вешалки, он остановился.
– Все было очень вкусно, миссис Лоусон. Большое спасибо.
– Ты всегда желанный гость в нашем доме, Доби.
А вдруг Доби намерен добавить к своей коллекции синяков еще пару-другую, подумал Бен и тоже встал, отодвинув свой стул.
– Подожди меня, приятель.
Бок о бок они вышли на крыльцо и остановились. Солнце уже зашло. Луна серебристым светом освещала землю и… парочку, которая удалялась, тесно прижавшись друг к другу. Доби не отрываясь смотрел на них, нервно похлопывая себя шляпой по ноге.
– Может, это не мое дело, но он мне не нравится, Бен. – Доби с силой натянул шляпу на голову.
«Заметил ли Доби, что парочка направляется к конторской пристройке, а отнюдь не в конюшню, где находится больной жеребенок?» – подумалось Бену.
– Она уже взрослая женщина.
– Вот именно. – Доби тяжело спустился с крыльца. – Я, пожалуй, пойду домой. Увидимся завтра утром.
– Спкойной ночи, Доби.
Бен остался на крыльце.
* * *
Как только они вошли в пристройку, Маккрей попытался обнять Эбби, но она уклонилась и, схватив его за руку, потащила дальше, в темноту. Он послушно последовал за ней.
– Куда мы идем?
– Сюда. – Эбби повернула ручку, дверь открылась, и мужчина почувствовал запах кожи. – Здесь был кабинет моего отца. – Она ввела его внутрь и выпустила руку. Вокруг них едва угадывались очертания каких-то предметов. – Подожди здесь.
Он услышал ее шаги. Раздался щелчок, и мягкий свет зеленой настольной лампы осветил помещение. Маккрей быстро осмотрелся вокруг, отметив письменный стол и стулья, стены, увешанные картинами и различными наградами, и кожаный диван – пустой и манящий. Посмотрев на Эбби, частично освещенную светом настольной лампы, он перевел взгляд на наградные ленты, дипломы и грамоты на ближайшей стене.
– Прямо-таки коллекция наград.
– Да. – Эбби скользнула по ним взглядом. – Многие из них получила я – за участие в скачках и выездку.
– Ты, должно быть, классная наездница.
– Я могу на равных соревноваться с лучшими. – Ее кокетливая улыбка придала ответу совершенно другой смысл.
– Я это уже понял.
– Кстати, дверь запирается, – сказала она.
Маккрей закрыл за собой дверь и повернул ключ. Теперь им не сможет помешать ни сосед, ни кто бы то ни было еще. Когда он обернулся, Эбби все еще стояла возле письменного стола. Он нетерпеливо подошел, нагнулся и стал нежно целовать ее, слегка покусывая губы и чувствуя, как сильно бьется ее сердце. Эбби смотрела на него так, будто видела его насквозь – со всеми мыслями и чувствами.
– У тебя самые синие глаза на свете.
Он поцеловал ее веки, и его руки спустились к хрупким плечам. Hе отрывая взгляда от ее высоко вздымающейся груди, словно во сне, он начал расстегивать белые пуговицы ее платья.
– Hет, – возразила она и сделала шаг назад. – Я сама.
Еще секунда – и платье соскользнуло на пол. Окутанная мягким светом, она предстала перед ним полностью обнаженной.
Он выругался. Она засмеялась. А потом все смешалось в круговерти животной страсти…
Они лежали, прижавшись друг к другу на тесном диване, который не позволял им раскинуться в неге блаженного удовлетворения. Он почувствовал покалывание в руке, на которой лежала ее голова. Господи, до чего же не хочется шевелиться!
Hахмурившись, Маккрей рассеянно смотрел на растрепанные волосы женщины, на темную прядь, выбившуюся из косы, пытаясь проанализировать свои чувства и понять, почему с ней все иначе, чем с другими женщинами. Что она дала ему такого, чего не смогли дать – или не имели – другие? А вот что: она отдавала ему не просто свое тело, а все свои чувства, всю страсть. Она отдавала ему всю себя – до последней частички. Hо сейчас в его жизни не должно быть места для жены и семьи.
Женитьба… Господи, неужели он и впрямь задумал жениться? Пытаясь прогнать эти мысли, Маккрей почувствовал, как Эбби трется щекой о его руку, мурлыча, словно кошка.
– После похорон отца я пришла сюда, чтобы прийти в себя. До этого дня я не знала, что у него есть другая дочь. Я всегда была уверена, что я – единственная. С этим было тяжело примириться. Так и осталось, – улыбнулась она. – Она была его любимицей.