– Ты омерзителен!
Он улыбнулся еще шире.
– А вот Элизабет так не думает. Наоборот, она сходит от меня с ума. Ей нравится со мной целоваться… и все такое прочее…
Хэтти нахмурилась от этого нарочито прозрачного намека.
– Ты знаешь, что я не допущу продолжения.
– Ты ничего не сможешь сделать, герцогиня, – сказал он, вызывающе откинув голову. – Она достаточно взрослая, чтобы решать самой. Она не нуждается в твоем согласии или одобрении.
– Сколько?
– Сколько? – переспросил он, слегка забавляясь. – Боже мой, герцогиня, ты невероятна. Знаешь, я часто думаю, каково будет жить в этом огромном доме с угодливыми слугами, которые подают тебе кофе в чашечках тонкого фарфора и приносят утреннюю газету. Замечательная, наверно, это жизнь.
– Сколько ты хочешь, Стюарт, за то, чтобы оставить в покое мою сестру?
– Ты и вправду думаешь, что можешь от меня откупиться, герцогиня?
Она выразительно взглянула на поросшую сорняками поляну и обветшалый дом с покосившимся крыльцом.
– Твоя цена, Стюарт? Говори.
– Я уже получил то, что хотел. Я получил Элизабет. Она моя, и тебе не удастся отнять ее у меня. Если бы ты думала иначе, ты бы не стояла сейчас здесь. – Он помолчал, а потом продолжал еще увереннее: – Поначалу она была со мной очень застенчива, а сейчас – нет. Меня это даже малость удивило. Но после знакомства с тобой я понял, что она унаследовала всю страстность, отпущенную вам на двоих. Что ты за сестра? Она любит меня, а ты пытаешься заставить меня ее бросить.
– У вас все равно ничего не выйдет. Ничего.
– Она другого мнения. Видишь ли, она в меня верит, а для меня это важнее всех твоих денег, герцогиня.
– Я тебя предупреждаю…
– Нет, это я тебя предупреждаю: полегче с будущим зятем, а то ведь я могу навсегда отнять у тебя твою малышку.
Она пристально посмотрела ему в глаза, затем бросила:
– Ты дурак, Стюарт, – и, резко повернувшись, зашагала к машине.
Уезжая, она видела его отражение в зеркале заднего вида – он стоял посреди колеи, с самоуверенным видом глядя ей вслед.
Примерно на полпути к хижине длинная дорога расширялась. Там ее дожидался грузовичок, в котором сидели Чарли Рэйнуотер и еще с десяток работников, живущих на ранчо.
Хэтти остановила машину.
– Он не послушал меня, Чарли, – были ее единственные слова.
– Как и следовало ожидать, мисс Хэтти. – Он повернул ключ зажигания, и мотор медленно заурчал. – Урезонивать Стюарта – все равно, что пытаться убедить быка. Здравым смыслом его башку не прошибешь.
Он подал пикап назад, а затем покатил по грубой колее. Хэтти дожидалась в машине, слушая, как одиноко вздыхает в деревьях ветер.
Пятнадцать минут? Двадцать? Она не могла с уверенностью сказать, сколько прошло времени, прежде чем раздалось тарахтение возвращавшегося грузовичка.
Чарли затормозил рядом с ней, губа у него была рассечена, а на щеке красовался синяк, однако он улыбался от уха до уха.
– Когда мы уезжали, он мало на что годился, мисс Хэтти, но твердо вам говорю: до него дошло.
Вернувшись в Морганс-Уок, Хэтти ничего не сказала Элизабет, а принялась за свои обычные дела. Во второй половине дня Элизабет позвонила одна из ее подруг. Хэтти ничего не подозревала о том, что Ринг Стюарт уговорил по телефону Садли Эванс кое-что передать Элизабет. После полуночи Элизабет улизнула из дома и встретилась с Рингом Стюартом. Хэтти заметила ее отсутствие только утром. Она начала ее разыскивать, но их обоих и след простыл.
На следующий день Элизабет позвонила – сообщить, что они со Стюартом поженились, и просила разрешения вернуться домой в Морганс-Уок.
– Ты можешь вернуться домой когда хочешь, Элизабет, но без него. Я не допущу, чтобы Стюарт спал под этой крышей.
– В таком случае вернуться не сможет ни один из нас, потому что я теперь тоже Стюарт.
Прошло два месяца, два горьких, одиноких месяца, когда в каждой комнате Хэтти преследовали воспоминания об Элизабет. Она не пыталась связаться с сестрой, уверенная, что со временем та одумается и поймет, какую совершила ошибку. И тут позвонил Ринг Стюарт, который сообщил Хэтти, что Элизабет больна.
Кухня была завалена грязной посудой с остатками еды. Пустые бутылки из-под пива не умещались в мусорном ведре и стояли около каждого стула; пепельницы были полны окурков, в лачуге царило запустение. При мысли о том, что ее Элизабет живет в этой кишащей микробами грязной хибаре, Хэтти стало дурно; Ринг Стюарт провел ее по облезлому коридору в одну из комнат.