10 
Когда они проезжали мимо, мужчина мельком глянул на них и помахал отцу рукой. Он перевел взгляд на Сокола и взялся уже было за вилы, но тут же вновь поднял глаза и стал всматриваться внимательнее. Соколу стало неловко от того, что его так пристально рассматривает чужой человек. Он тронул поводья и подъехал поближе к отцу.
Отец уже въезжал, не слезая с лошади, в дверь средней конюшни. Мальчик последовал за отцом.
После ослепительно-яркого блеска солнца на снегу в конюшне было темно.
Отец остановил свою лошадь. Натянул поводья и Сокол и спешился вслед за отцом.
Не зная, что делать дальше, мальчик остановился в нерешительности, но затем увидел, что отец начал расседлывать свою лошадь. Сокол отвязал скатанное одеяло, в котором находились его пожитки, и опустил скатку на пол. Забросив стремена на седло, он потянул за подпругу. Прошло уже полтора года с тех пор, как ему дали седло, и он вырос настолько, что ему уже не приходится больше подниматься на цыпочки и тянуться изо всех сил, чтобы достать до седла.
Незнакомая обстановка обострила до предела чувства мальчика. И чьи-то приближающиеся шаги он услышал задолго до того, как в дверном проеме появилась фигура мужчины.
– Кто-то к нам подходит, – предупредил он отца еле слышным шепотом.
Отец ничего не ответил, он обернулся только тогда, когда шаги приблизились настолько, что их мог расслышать даже белый. Наконец в высокой двери конюшни показался человек. Сокол укрылся за своим гнедым, стоявшим рядом с отцовой лошадью, и настороженно разглядывал вошедшего. Мужчина был среднего роста и телосложения, одет в грубые голубые джинсы и плотную куртку, застегнутую до самого горла. Воротник поднят так высоко, что касался полей шляпы. Сокол узнал этого человека – это был Ролинз. Его светло-карие глаза и спокойное лицо всегда напоминали мальчику неторопливую равнинную реку – на первый взгляд не сразу и заметишь, как мощно и быстро ее течение.
На какой-то миг Ролинз в нерешительности замедлил шаг. Затем проговорил негромко:
– Наконец-то вернулся. Я уж начал беспокоиться.
Глаза Ролинза не сразу привыкли к темноте, и он вначале не заметил второй, низкорослой лошади. Отец, не отвечая, стянул со своей лошади седло и отнес к стене. Когда он выпрямился, Ролинз стоял уже совсем рядом и внимательно смотрел на него.
– Ну как там… все? – Ролинз явно не знал, как задать вопрос.
Наступило долгое молчание. Отец стоял неподвижно, глядя на товарища. Затем Сокол увидел, как лицо отца передернуло судорогой.
– Она умерла, Том. И девочка тоже. Она гостила у своего дяди и уехала как раз перед тем, как разразилась буря. У повозки сломалась ось, она, похоже, сама выпрягла лошадь, – наверное, решила добраться домой верхом. Очевидно, ее выбросило из седла. У нее на лбу была рана, и кровь запеклась. Они замерзли насмерть – она и малышка.
Отец замолчал, и Сокол увидел, как он отвернулся, опустив голову, и закрыл глаза рукой.
Ролинз шагнул было к отцу, но затем замер на месте, глядя в сторону:
– Я… мне очень жаль.
– Да, – это короткое слово ничего не означало. Отец провел рукой по лицу, словно стряхивая невидимую паутину, и шумно выдохнул через нос.
– А как насчет мальчика?
Отец в это время снимал седелку и потник. Он застыл на миг, с легким удивлением оглянулся на Ролинза, на Сокола и быстро отвел взгляд.
– Я взял его с собой, – хрипло выговорил он, взял седелку и потник и расправил их поверх седла, лежащего на полу. Должно быть, он заметил, как вскинул голову Ролинз, потому что счел нужным кратко добавить: – Я не мог оставить его там.
– Ты хорошо подумал? – голос Ролинза прозвучал удивленно.
– Черт возьми, говорю же тебе, я не мог оставить его там. Ты представляешь, что ждет его в резервации. Ему надо получить образование… А кроме того… я хочу, чтобы он был рядом со мной, – последние слова он произнес дрогнувшим голосом.
– Но как ты себе все представляешь? – нахмурился Ролинз.
– Я думал об этом, – вздохнул Фолкнер и быстро глянул на Сокола, который, по-прежнему скрываясь за гнедой, снял с нее седло и пристраивал его у стены. – Я не могу взять его домой. Кэтрин будет… – Он замялся и не закончил фразы. – Знаешь, дружище, но, кроме тебя, мне некому больше довериться.
Наступила такая тишина, что Сокол слышал шуршание осыпающейся на пол соломы. Отец прервал молчание, обернувшись к мальчику.
– Сокол, подойди сюда, – приказал он.
10 
