16 
Калеб быстро посмотрел на Викторию.
— Нет, это не выбьет тебя из колеи, ты со всем справишься сама. Но кто-то должен быть рядом.
— Но почему именно ты?
— Ты всегда все говоришь напрямик, да, Виктория?
Его голос был таким холодным...
— Я не прячусь от правды. Я попросила тебя переспать со мной.
— Нет, переспать — значит заняться любовью. А ты хочешь не этого. Тебе нужен ребенок. Никаких обязательств, никакой страсти. Правильно?
Он снова посмотрел на нее, и от этого взгляда невозможно было укрыться. Виктория подумала, сколько женщин смотрели в эти глаза?
— Виктория!
— Да, мне нужен ребенок, — согласилась она. — Мне не нужна страсть. — Его слова рассердили ее. — И я не жду помощи.
— Если бы ты не нуждалась в помощи, ты не напечатала бы это объявление. И мы бы не ехали сейчас на почту. И это вовсе не позорно — хотеть, чтобы кто-то был рядом.
Виктория всегда все преодолевала сама. Родители любили ее, но они были слишком поглощены друг другом и работой. Дочь очень отличалась от них, они смотрели на нее как на нечто странное и предоставляли самой себе. Она привыкла рассчитывать только на себя.
— Виктория?
Она кивнула.
— Да?
— Разреши, я пойду с тобой.
— Ты чувствуешь ответственность за меня?
Калеб немного подумал.
— Не знаю, почему я это делаю, но хочу помочь тебе. Ведь мы же соседи и коллеги. Соседи помогают друг другу. Такое объяснение тебя устраивает?
Это ей было понятно.
— Хорошо, — сказала она, улыбаясь. — Прекратим спор.
Калеб рассмеялся.
— Мы уже приехали. — Он припарковал машину, открыл дверцу и помог ей выбраться, поддерживая за спину.
Виктория вздрогнула. Мужчины раньше не дотрагивались до нее так как это сделал Калеб. Это было лишь случайное прикосновение, но почему оно вызвало дрожь?
Надеюсь, он ничего не заметил?
Они вошли на почту.
— Ящик номер В482? — спросил он.
— Ты помнишь? — Виктория не смогла сдержать улыбки.
Когда она открыла ящик, внутри оказался только ключ и маленькая записочка.
— Слишком много писем. Им пришлось переложить все в более крупный ящик, — сказал Калеб, прочитав записку.
Когда Виктория открыла другой ящик, у нее перехватило дыхание.
— Господи. Я и не думала... — Она посмотрела на Калеба.
Вид у него был угрюмый.
— Пойдем поедим. Потом я отвезу тебя домой. Тебе надо подкрепиться, а потом спокойно разобрать почту.
У Виктории не было сил думать, говорить. Наконец она произнесла.
— Мне нужно вернуться в магазин. Джули...
— Поймет, что иногда тебе нужно побыть одной. И не нужно знать почему. Ведь владелец магазина — ты.
Виктория задумалась, но кивнула в ответ.
— Ты прав. Мне нужно разобраться с этими письмами.
Калеб предупреждал, что деньги и секс — хорошая приманка. Как ей хотелось, чтобы большинство писем написали мужчины, которые действительно хотели стать отцом ребенка.
— Отвези меня домой, — сказала Виктория. — Я приготовлю обед. А потом посмотрим.
Калеб собрал письма. Виктория подумала, что за каждым из них — мужчина, готовый либо заняться с ней сексом, либо получить деньги.
Дрожь пробежала по ее телу.
Калеб остановился и сказал.
— Не переживай. Тебе даже не нужно читать эти письма.
Она больше не хотела жить так, как жила раньше: без ребенка, никому не даря свою любовь и привязанность.
— Надеюсь, найдется хотя бы одно нормальное письмо, — сказала она. — Должен же быть хотя бы один хороший человек с искренним желанием помочь.
Калеб взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы увидеть глаза.
— Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, Виктория, — мягко сказал он. — Но если хоть один из них сделает тебе больно, я вышибу ему мозги. Обещаю, что урою любого подонка, который переступит черту. Это Ринваль, Виктория. Ты здесь не одинока.
Он нагнулся и поцеловал ее, как бы подтверждая свои слова.
Стопка писем лежала на кухонном столе Виктории. Она боялась прикоснуться к ней. Все же Калеб не смог отговорить ее. Ведь в этих письмах она надеялась найти ответ.
Калеб понял, что Виктория может зайти очень далеко ради своей мечты — вспомнить хотя бы то красное платье.
Калеб протянул руку, чтобы взять одно из писем. В клетке Боб ходил по жердочке взад и вперед и выглядел как брюзгливый дед.
— Помолчи, — сказал Калеб птице. — Я ничего ей не сделаю.
16 
