Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
102 
Во время малого отлучения Спиноза продолжал заниматься науками, занялся изучением языков, для чего поступил в школу филолога ван ден Эндена и прилежно постигал все, что там преподавалось. Особенно привлекала его философия, ставившая вопросы, на которые в течение столетий пытались ответить многие великие умы. Что такое окружающий нас мир? Как возникла природа? Что лежит в основе мира — материальное или духовное?
Чтобы предупредить грозившее ему окончательное отлучение, Спиноза первым порвал все связи с синагогой, чем привел в страшный гнев своих преследователей. Опасаясь силы его примера, совет раввинов попытался подкупить Спинозу, предложив ему ежегодную пенсию в 1000 гульденов при условии, что он останется членом еврейской общины, откажется от нападок на религию и будет время от времени присутствовать на религиозных Церемониях. Возмущенный Спиноза отверг это предложение. Однажды вечером, возвращаясь из театра, он увидел устремившегося прямо к нему человека со свирепым лицом. Сверкнул нож, и Спиноза едва успел увернуться от удара, направленного прямо ему в грудь. Убийца скрылся, а ученый задумчиво отправился домой.
Малое отлучение мало подействовало на Спинозу, и он все больше отчуждался от еврейской общины. Тогда совет раввинов решил применить к нему высшую меру наказания, имевшуюся в его власти, — отлучение и проклятие, с запрещением всем членам общины иметь с вольнодумцем какие-либо отношения. Опять, как и в случае с У. Акостой, вспыхнули черные свечи и была открыта скиния, в которой лежало „Пятикнижие Моисея“. Среди торжественной тишины и молчания главный раввин Мартейра, бывший наставник Спинозы, а теперь его неумолимый враг, прочитал перед собравшимися слова отлучения:
Господа старейшины доводят до вашего сведения, что, узнав с некоторых пор о дурном образе мыслей и действий Баруха д'Эспинозы, они старались совлечь его с дурных путей различными средствами и обещаниями. Но так как все это ни к чему не повело, а напротив того, с каждым днем получались все новые и новые сведения об ужасной ереси, исповедуемой и проповедуемой им, и об ужасных поступках, им совершаемых, и так как все это было удостоверено показаниями свидетелей… то по обсуждению всего сказанного в присутствии господ хамамов решено было, что означенный Эспиноза должен быть отлучен и отделен от народа Израилева.
Затем были опрокинуты свечи, и таявший воск начал каплями стекать в огромный сосуд, наполненный кровью. Когда же раздались слова проклятия и все свечи внезапно были погружены в кровь, из груди всех собравшихся вырвались крики ужаса и проклятий…
Да будет он проклят днем и ночью! Да будет проклят, когда ложится и встает ото сна! Да будет проклят при выходе и входе! Да не простит ему Господь Бог, да разразятся Его гнев и Его мщение над человеком сим, и да тяготеют над ним все проклятия, написанные в книге законов… Да сотрет Господь Бог имя его под небом и да предаст его злу, отделив от всех колен Израилевых, со всеми небесными проклятиями…
Предупреждаем вас, что никто не должен говорить с ним ни устно, ни письменно, ни оказывать ему какую-либо услугу, ни проживать с ним под одной кровлей, ни стоять от него ближе, чем на четыре локтя, ни читать ничего им составленного или написанного…
Баруху Спинозе была вручена копия приговора, так как самого его на церемонии отлучения в синагоге не было: он просто не придал значения брошенному ему вызову и не откликнулся на требование раввинов явиться. Более того, он написал им письмо, в котором благодарил за их решение отлучить его от еврейской общины, так как сам давно желал этого.
То, что со мной намерены сделать, вполне совпадает с моими намерениями. Я, со своей стороны, хотел уйти по возможности без огласки. Вы решили иначе, и я с радостью вступаю на открывшийся предо мной путь… Не знаю, чем буду снискивать себе пропитание… и какие бы небывальщины на меня не возводили, я хочу похвастать, что мне не в чем упрекнуть себя.
Такого раввины совсем не ожидали, а сам Спиноза отнесся ко всему так, будто его это вовсе не касалось: он не испытывал, подобно У. Акосте, мучительных сомнений и переживаний; был, как всегда, весел и остроумен. Отлучение Барух Спиноза воспринял спокойно, но против обвинений „в ужасных мнениях“ и"ужасных поступках» протестовал в написанной им на испанском языке «Апологии»[25] [Сочинение это до нашего времени не дошло, но некоторые основные мысли его впоследствии были обстоятельно изложены Спинозой в «Теолого-политическом трактате»].
102 
