Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
101 
День 30 января выдался холодным. На площади перед Уайт-холлом сооружался помост для казни Карла I. Помост был окружен несколькими шеренгами кавалерии, отделявшими место казни от зрителей. Вся площадь была запружена народом, многие забрались на уличные фонари, балконы и крыши окружавших площадь домов… В два часа пополудни Карл I, весь в черном, в сопровождении епископа Джексона и нескольких офицеров вышел на помост прямо из окна Банкетного зала. Здесь его уже ждали палач с помощниками, одетые в костюмы моряков. Они были в париках, лица их скрывали маски и накладные бороды[24] [Палачей нашли с трудом, так как даже за большие деньги они не соглашались на такое неслыханное дело]. Король заметил, что плаха слишком низка и надо очень сильно наклониться, чтобы положить на нее голову. Сделано это было нарочно, чтобы палачу легче было действовать в случае сопротивления жертвы.
Карл I снова заявил о своей невиновности, обвинял парламент в развязывании войны, армию — в применении грубой силы, себя самого упрекал в том, что допустил казнь лорда Стаффорда. Король твердо стоял на своем, что власть была вручена ему свыше, и не его вина, что ее отнимают таким жестоким способом. Морозный ветер, налетавший порывами, уносил и без того негромкие слова короля: „Я умираю за свободу, я — мученик за народ“. Никто, кроме стражи, его не слышал. Затем он снял драгоценности и передал их епископу, с его помощью снял камзол и убрал под шапочку длинные поседевшие волосы. Шагнул к плахе, опустился на колени, положил на плаху голову и после краткой молитвы вытянул вперед руки в знак того, что готов к смерти. Палач одним ударом отсек голову короля, помощник тут же подхватил ее и высоко поднял. „Вот голова изменника!“ — прокричал он, но в толпе пронесся тяжелый страдальческий стон.
Московский царь Алексей Михайлович, когда узнал, что англичане „короля своего Карлуса убили до смерти“, повелел выслать из Москвы всех английских купцов.
„Осторожней, колется!“
Через 16 лет, в конце июля 1656 года, в той же синагоге Бет-Иаков, где был предан проклятию Уриель Акоста, раввины предали анафеме 24-летнего Баруха Спинозу.
Юного Спинозу его родители, честные и добропорядочные купцы, тоже готовили для торговых дел. Но страсть к учению и быстро развивающийся ум мальчика заставили их изменить свое решение и дать ему богословское образование. Барух поступил учиться в еврейскую школу, где получил все необходимые знания, чтобы стать благочестивым членом еврейской общины. Ветхий завет и Талмуд он изучал с таким фанатичным рвением, что приводил в изумление своих наставников и руководителей. Он прочитал огромное количество источников сверх того, что считалось обязательным. На этого мальчика возлагали большие надежды, ведь уже в 14 лет он мог соперничать со многими учеными и не уступал им в обширности и точности познаний. Своими вдумчивыми вопросами и меткими замечаниями он нередко ставил учителей в тупик. Потом выяснилось, что Барух продолжает и собственные исследования во всякой сфере, куда только заводит его пытливый ум. Любознательность ученика выходила далеко за пределы богословия, так как его тянуло к изучению природы и мира в целом.
Это был тихий, скромный человек, с молодых лет страдавший туберкулезом. Но он был не из податливых и совести своей никогда не изменял, недаром на своем гербе он поместил розу и, остроумно используя свою фамилию, написал на ней латинский девиз: „Caute, quia spinozacaest!“ („Острожней, колется!“).
Занятия философией вызвали у Баруха Спинозы недоверчивое отношение к Библии. В Ветхом завете, как и У. Акоста, он не нашел никаких указаний на бессмертие души, и вообще этот вопрос для него был совершенно ясен: „Душа никогда не была без тела, а тело — без души“. Начав сомневаться в правильности Священного Писания, Спиноза стал неаккуратно исполнять религиозные обряды, о чем вскоре стало известно раввинам, и ему приказали явиться в синагогу. Барух повиновался с веселой беззаботностью и полным сознанием своей невиновности. Раввины заинтересовались отношением Спинозы к бессмертию души, на что получили такой ответ: он считает Бога телесным существом, а душу — обычным естественным явлением. Опасаясь вредного влияния Спинозы на молодежь, совет раввинов обратился к нему со строгим внушением, но, увидев его упорство, стал грозить отлучением, на что он ответил насмешкой. Тогда судьи подвергли его малому отлучению: в течение месяца всем евреям запрещалось вступать с ним в какие-либо отношения.
101 
