Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
265 
Но Варшава, потрясенная невиданным даже по тем временам шествием, уже знала и горько рыдала при виде обреченных. Колонну сопровождали автоматчики с овчарками, но это была "не обычная, сбившаяся в кучку людская масса, которую, как скот, ведут на бойню. Это был марш, прежде не виданный". Чисто умытые и тщательно причесанные дети шли строем по четыре человека в ряд и даже старались петь, а над ними развевалось зеленое знамя короля Матиуша. Так на Умшлагплац еще никто не приходил…
— Что это? — крикнул комендант.
— Корчак с детьми, — ответили ему.
Комендант спросил Доктора, не он ли написал "Банкротство маленького Джека".
— Да, — ответил Я. Корчак. — А разве это в какой-то мере связано с отправкой эшелона?
— Нет, просто я читал вашу книжку в детстве. Хорошая книжка, вы можете остаться…
— А дети?
— Невозможно, дети поедут.
— Вы ошибаетесь, — крикнул Старый доктор. — Дети прежде всего, — и захлопнул за собой дверь товарного вагона. А потом вместе со своими воспитанниками вошел в газовую камеру Треблинки…
В тюрьме Панкрац
Чешский патриот Юлиус Фучик всегда жил на переднем крае истории, и каждый его очерк, критическая статья или письмо были своего рода корреспонденциями с фронта борьбы за коммунизм. Сам себя он сравнивал с солдатом, и действительно прожил жизнь под постоянным огнем врага — в непрерывных схватках и с отечественной реакцией, и с чужеземными оккупантами. Еще в 1934 году он написал, что "герой — это человек, который в решительный момент делает то, что нужно делать в интересах всего человечества". Решительные моменты в жизни самого Ю. Фучика шли непрерывной чередой: он сделал очень много, но не успел сделать всего, о чем мечтал.
Ненастным утром 15 марта 1939 года колонны гитлеровских войск вторглись в Чехословакию, а около полудня первые серо-зеленые грузовики германских моторизованных частей появились на улицах Праги. Лица солдат под касками были надменны и неподвижны, руки властно сжимали оружие, лишь глаза беспокойно бегали, искоса поглядывая на бурлящую толпу. Во второй половине дня над Градчанами уже развевался флаг со свастикой… В официальной печати появились пораженческие статьи, и Ю. Фучик в это время пишет свою последнюю статью в легальной газете "Чин":
Наш народ продан, но не сломлен. Он произносит горячие слова обвинения, но не отчаяния… Отдельные люди могут нравственно разложиться — народ будет терпеть, но он никогда не подчинится. Руководители смертны, они приходят и уходят. Народ бессмертен.
Нет, не говорите плохо о чешском народе. Чешский народ в опасности, но это не опасность морального разложения. Чешский народ знает своих друзей и врагов, он не впадает в уныние и апатию. Он хорошо видит возможность лучших дней и пойдет навстречу этим лучшим дням.
Война застала Ю. Фучика в полном расцвете сил: ему было 36 лет, он был здоров, жизнерадостен и всюду приносил с собой веселье, смех и радость. Он любил жизнь во всех ее проявлениях — и весну, и борьбу, и песни, и хоккей. О вторжении немцев Ю. Фучик узнал в ночь с 14 на 15 марта и сразу же понял, что бороться с врагом придется в неимоверно трудных условиях — более трудных, чем это было до сих пор. В те роковые мартовские дни при каждом стуке в дверь сердце его начинало учащенно колотиться, в висках стучала кровь, а в мысли проникало страшное слово "гестапо".
Ю. Фучик вместе с женой Густой уехал из столицы в уединенную сельскую местность Хотимерже, где была меньшая вероятность того, что их выследят и схватят. Но он не хотел оставаться в стороне от борьбы и стал нащупывать возможности сотрудничества в уцелевших пражских журналах, чтобы и в эти тяжелые дни сохранить связь со своими читателями, укрепить их веру в будущую победу и в самих себя. Однако попытки его не увенчались успехом, так как легальные демократические журналы вынуждены были печатать только "лояльные" материалы, а идти на сделку с совестью Ю. Фучик не мог и не хотел. От немецкого шефа печати В. фон Вольмара он получил предложение занять место редактора отдела культуры в журнале "Чески делник", задачей которого было воспитывать в "духе преданности империи" чехов, угнанных на работу в Германию. Но Ю. Фучик отверг это унизительное для себя предложение, ответив: "То, что я захотел бы написать, вы никогда не напечатаете. А то, что хотите напечатать вы, я никогда не напишу".
265 
