"Бабушка! – я вскочила с дивана. – Ты просто ужасна! Ты действительно думаешь, что народ Дженовии скорее проголосует за папу, потому что он сумел купить им кардиоруку, в отличие от Рене, который только смог пообещать им Эпплби?"
Бабушка посмотрела на меня.
"Ну, – начала она. – Да. Что бы ты предпочла? Доступную хирургию сердца или луковые палочки?"
"Палочки делает Outback, а не Эпплби! – едко ответила я ей. – И главное в демократии – то, что голоса никто не может купить!"
"О, Амелия! – коротко вздохнула бабушка. – Не будь наивной. Всех можно купить. И как бы ты себя чувствовала на моём месте, если на последнем визите к королевскему врачу он сказал мне, что состояние моего сердца очень серьёзно и возможно понадобится шунтирование?"
Я колебалась. Она выглядела совершенно искренней.
"П-правда?" – пробормотала я.
"Ну, – раздражилась бабушка, – пока нет. Но он сказал мне, что мне придется урезать до трех сайдкаров в неделю!"
Я должна была догадаться.
"Бабушка" – сказала я. "Прекрати. Сейчас же ".
Бабушка нахмурилась.
"Ты знаешь, Амелия – сказала она. – Если твой отец проиграет выборы, это убьет его. Я знаю, что он все равно Принц Дженовии и всё тому подобное, но он не будет править, и что тогда, барышня, это будет вина не его одного, а твоя собственная".
Я застонала, сорвавшись, и закричала: "Уйди!"
Что она и сделала, бормоча что-то Ларсу и портье, которые оба с удовольствием наблюдали за нашей беседой. Но если честно, я совсем не понимаю, что тут смешного.
Я думаю, что для бабушки использование экс-бойфренда, чтобы стать первым в списке ожидающих (если бы Майкл даже рассматривал такую возможность) и получить аппарат медицинского оборудования на миллион долларов – это совершенно обычная рутинная задача.
Но хотя у нас одни гены, во мне нет ничего от бабушки.
НИЧЕГО.
Пятница, 28 апреля, по дороге домой в лимузине из офиса доктора Нуца.
Доктор Н., как обычно, не сочувствовал моим проблемам. Казалось, он чувствует, что я несу их в себе.
Почему я не могу иметь приятного, нормального врача, который будет меня спрашивать: "А как вы к этому относитесь?" и прописывать мне лекарства от беспокойства, как все остальные с моей школы?
О, нет. Я должна иметь именно того единственного врача на всем Манхэттене, который не верит в психофармакологию. И который думает, что всё то кошмарное, что случается со мной (по крайней мере, в последнее время) – происходит по моей собственной вине из-за того, что я не честна сама с собой, со своими эмоциями.
"Как мог мой парень не пригласить меня на выпускной по моей вине из-за того, что я не честна перед своими чувствами?" – спросила я его.
"Когда он пригласит тебя, – сказал доктор Нуц, отвечая вопросом на вопрос, в классическом стиле психотерапевта – ты собираешься сказать "да"?"
"Ну, – замялась я, чувствуя себя неловко. (Да! Я достаточно честна с собой, чтобы признать, что я почувствовала себя неловко, пытаясь ответить на этот вопрос!) – Я действительно не хочу идти на выпускной".
"Я думаю, что ты ответила на свой вопрос" – сказал он, самодовольно поглядывая через блестящие стекла очков.
И что это должно значить? Как это мне поможет?
Я вам скажу: это не так.
И знаете что еще? Я просто хочу сказать:
Лечение больше не помогает.
О, не поймите меня неправильно. Был момент, когда это помогало, когда длинные бессвязные рассказы доктора Нуца о лошадях, которые у него были, действительно помогли мне выйти из моей депрессии, а как это поможет теперь, в этих проблемах с моим отцом и Дженовией и слухами о нем и нашей семье, после того как все узнали о декларации принцессы Амелии и всего этого вместе, не говоря уже о вопросе с колледжем и потере Майкла и Лилли и всем этим.
Может быть, потому что я больше не в депрессии и давление идёт извне (несколько), и он детский психолог, а я действительно не ребёнок больше – или не буду им после понедельника – я просто готова прервать всё это сейчас. Именно поэтому наша последний сеанс лечения – на следующей неделе.
По-любому.
Я пыталась спросить его, как я должна выбрать колледж, о воспитании бабушки, о том, как попросить Майкла продать одну из своих кардиорук для Дженовии до папиных выборов, и что было бы, если бы я просто рассказала людям правду об "Искуплении Моего Сердца".
Вместо того, чтобы предлагать конструктивные советы, Доктор Нуц начал рассказывать мне эту длинную историю о породистой лошади, которую он купил у диллера и назвал Сахарок, и каждому говорил, какая эта удивительная лошадь и он тоже знал, что это была удивительная лошадь. По документам.