Несколько минут спустя к ней присоединилась Натали. Об урагане не поступало новых сообщений, и она, следуя примеру остальных, рада была еще немного оттянуть встречу с неминуемым. Натали проделала огромную работу, назвав имена всех запечатленных на фотографиях, включая и ту неизвестную женщину, о которой столько думала Оливия.
Ее звали Джун Элленбаум. Она была подругой Натали и ее брата и умерла от воспаления легких в начале сороковых годов.
Узнав об этом, Оливия печально улыбнулась. Погладив мурлычущего Ахмеда, она призналась:
– Я часто смотрела на ее снимки, когда реставрировала фотографии вместе с Отисом, и представляла, что она моя бабушка или двоюродная бабушка – словом, дальняя родственница.
Натали помолчала, потом спросила:
– А теперь?
Оливия провела ладонью по шелковистой голове Ахмеда.
– Теперь – нет. Наверное, я повзрослела. Самообман ни к чему путному не приведет. Он мешает мириться с неизбежным.
Снова воцарилось молчание. Наконец Натали промолвила:
– Оставайтесь у нас, Оливия. Оставайтесь после нашей свадьбы.
Оливия вскинула голову.
– Простите, как вы сказали?
– Тесс пойдет в школу в Бреймонте, а вы будете моей постоянной помощницей.
«Самообман ни к чему путному не приведет».
– Вам не нужна помощница. Ни сейчас, ни потом. – Оливия так и не получила оценку своей работы из уст Натали и боялась спросить ее об этом.
– Но мне действительно необходим человек, на которого я могла бы положиться. У меня для вас всегда найдется работа.
– Зачем я вам?
– Я хочу, чтобы вы остались в Асконсете.
Оливия должна была бы радоваться. Совсем недавно она только о том и мечтала, чтобы получить подобное предложение от Натали. Но теперь твердо решила не поддаваться иллюзиям. Этому научила ее смерть матери.
– Мне предложили работу в Питсбурге. – Оливия рассказала Натали о вакансии в музее.
Натали спокойно улыбнулась:
– А теперь у вас есть предложение и из Асконсета.
– Но работа в Питсбурге связана с реставрацией. Я это умею и люблю.
– А здесь вы будете работать с людьми. Это вы тоже умеете. – Натали улыбнулась и серьезно заметила: – Оливия, ты мне нужна. Здесь, в Асконсете. У меня никогда не было личной помощницы. А ты столько сделала для меня!..
– Не так уж много. Писательница из меня никудышная.
– Прости, но я читала твою рукопись.
Оливия постаралась скрыть волнение.
– Правда?
– Ну конечно. Неужели нет? Я читала твои черновики на всех стадиях работы над книгой.
– Я этого не знала. – Оливия, затаив дыхание, следила за лицом Натали, надеясь на ее одобрение.
Но увидела только удивление.
– Как, я не сказала тебе? Наверное, закрутилась и забыла. У меня столько забот.
Оливии вдруг пришло в голову, что с тем же самым приходилось сталкиваться и Грегу с Сюзанной. Но она не родственница Натали и не станет выжидать.
– И каково ваше мнение?
– Прекрасно! – сказала Натали, все еще недоумевая по поводу собственной забывчивости. – А ты сомневалась?
– Да, сомневалась. Я никогда не писала ничего подобного!
Натали улыбнулась:
– Мне понравилось. Ясный слог, изящный стиль. Время и чувства схвачены очень верно. Вряд ли кто-либо другой справился бы с работой лучше тебя.
Оливия была на седьмом небе от счастья.
– Спасибо! Вы слишком добры, но я все равно рада это слышать.
– Я так говорю не из вежливости, а вполне искренно. Ты прекрасно поработала над книгой и помогла мне и в другом. Я ведь не молодею с годами. Мне бы хотелось, чтобы рядом со мной был человек, который четко фиксирует детали, а у тебя это хорошо получается. Ты сможешь работать здесь, со мной, или в офисе. Там тоже требуется помощь. Или на винном заводе. Будешь связующим звеном между винным заводом и офисом.
Оливии отчаянно хотелось поверить в эту сказку, но надо быть реалисткой.
– Вы переоцениваете мои возможности.
– Вовсе нет. Твоя беда в том, что ты не знаешь себе цену. Разве ты не видишь, как много ты сделала для меня, как облегчила мою работу? Мне семьдесят шесть лет. Конечно, я нуждаюсь в посторонней помощи. Ты помогаешь тактично, ненавязчиво, и я не чувствую себя немощной старухой.
– Вы выглядите гораздо моложе своего возраста, это каждый скажет.
– Я говорю серьезно, Оливия. Хотелось бы, чтобы Асконсет перешел моим детям, но у них не лежит душа к виноделию. И у их детей тоже, если судить по количеству визитов моих внуков за лето. Никто из них так и не приехал. А ты здесь, и тебе не все равно. Останься, Оливия.