119 
Он вскинул бровь:
– Передохнуть? Да ведь там разразилась настоящая холодная война, или ты не замечаешь?
Она рассмеялась:
– Ну, все не так плохо!..
– Никто ни с кем не разговаривает.
– Говорят про ураган. – Она потянула его за руку. – Идем. Идем со мной. Ты знаешь больше, чем они. Ты расскажешь нам, что творится вокруг, пока мы сидим и ждем.
Саймон вернулся вместе с Оливией, но рассказывать ему ничего не пришлось. Телевизионные программы то и дело прерывались сообщениями об урагане. Репортеры, специалисты, ученые готовы были ответить на любой вопрос, касающийся «Хлои».
В Большом доме было три телевизора: один, маленький, на кухне, среднего размера – в гостиной и большой – в кабинете. Обед накрыли в виде буфета, но никто даже не присел за стол. Все слонялись из комнаты в комнату с едой и питьем, изредка обмениваясь замечаниями. Супружеские пары держались холодно и отчужденно.
«Это все из-за урагана, – сказала себе Оливия. – Они встревожены».
Но в отношениях между родственниками чувствовалось нечто большее, чем просто тревога. Сюзанна скрылась на кухне, едва обед закончился. Грег ушел еще раньше. Натали задержалась чуть подольше, но выглядела рассеянной и, сославшись на усталость, отправилась спать. Саймон холодно взглянул на Оливию и ушел к себе. Джилл прилегла на диване в кабинете, скрестив руки на груди и отвернувшись от экрана телевизора. Марк устроился рядом в кресле, подперев рукой подбородок.
Напряжение росло, ожидание становилось невыносимым.
Сюзанна не спала и слышала, как Марк вошел в спальню. Лежа в темноте на кровати и повернувшись к нему спиной, она чувствовала, как прогнулся под ним матрас.
На минуту все затихло. Потом раздался тихий шепот:
– Сюзанна?
Она притворилась было, что спит, но у нее было неспокойно на душе и хотелось с кем-нибудь поделиться своими мыслями.
– Я не сплю, – сказала она и перевернулась на спину.
– Думаешь об урагане?
– Нет, о маме. Я дочитала ее книгу до середины. Она выставила себя выдающейся личностью.
– Она такая и есть.
– Ну уж… – протянула Сюзанна. – Послушать ее, так Асконсет ни за что бы не выжил, если бы не она.
Марк повернулся к ней, опершись на локоть.
– Правда? – спокойно спросил он, ничуть не удивившись.
– Не знаю. Так считает она. Или хочет, чтобы мы в это поверили. Ты слышал что-нибудь о вкладах в недвижимость?
– Твоего отца?
– Нет, матери.
Марк ответил не сразу.
– Я, помню, как-то говорил с ней об этом, и меня поразила ее осведомленность в этих вопросах. Она не упоминала о других вкладах, но я не удивлюсь, если ей приходилось частенько ими заниматься. Она говорила со знанием дела.
Это явилось для Сюзанны неожиданностью.
– Она никогда не говорила со мной о недвижимости.
– А ты спрашивала ее?
Сюзанна смерила его взглядом. Его лицо почти терялось в темноте, но глаза сверкали холодным блеском.
– Зачем?
– Значит, не спрашивала. А я, поскольку занимаюсь инвестициями в недвижимость, наверное, упомянул об этом, и вот завязалась беседа.
Сюзанна хотела поспорить. Но у Марка железная логика.
– Хорошо, – не сдавалась она. – Если бы тебе предложили определить, кто внес наибольший вклад в развитие виноградника, кого бы ты назвал?
Марк задумчиво уставился в потолок.
– Если речь о винограднике, то Карла, конечно.
– Почему не маму?
– Я дал бы ей приз за ведение бизнеса. А Карлу – за виноградник.
– А мой отец? Чем бы ты наградил его?
Марк подумал с минуту, потом сказал:
– Я бы премировал его за лучшую рекламную кампанию. Он добился в этом невероятных успехов. Скажи кому-нибудь про Асконсет – и сразу вспомнят Эла.
– Как ты думаешь, он был умен? Проницателен? Хитер? Был ли он хорошим бизнесменом?
– Да, он был умен. Я всегда считал, что ему надо было стать сценаристом. Он обладал редким драматическим талантом и даром слова.
– А бизнес?
Марк усмехнулся:
– Не знаю. Его инвестиции, которые он передал мне, так и не принесли дохода. Но я не хочу говорить плохо о покойном. Эл и сам смеялся над своей недальновидностью, а я, как видишь, выжил и без его вложений.
Сюзанна повернулась к нему.
– Почему я ничего об этом не знаю?
– О том, что я выжил?
– Нет, что инвестиции отца не принесли дохода.
Марк помедлил с ответом.
– А зачем мне было говорить тебе об этом? – спросил он, наконец. – Какой смысл? Зачем унижать отца в глазах дочери?
119 
