– Здорово! То есть вы сами разбираетесь, как делать деньги, да еще и знаете кучу всего о цветах? А я бестолковая. Деньги умею только тратить, да и то – никогда не знаю, сколько именно потратила. Их просто списывают с карточки, а спросите меня, сколько стоит, например, паршивое кольцо от Тиффани – не скажу. Но цветы – цветы моя слабость. Я обожаю орхидеи.
Брюс подмигнул Лили.
– Наша Клер заняла второе место на выставке королевских орхидей. Ее обскакала только противная Вандербильтиха, но знатоки утверждают, что победа за Клер!
Клер горделиво приосанилась, но тут же по– девчачьи прыснула.
– На самом деле вся слава принадлежит моему садовнику, но его имени никто не знает. Я сама не разбираюсь даже в том, каким концом тыкать эти цветы в землю.
Она подумала и добавила, глубокомысленно сморщив носик:
– Собственно, для этого и нужны садовники, ведь так? Возиться в земле, в навозе этом вонючем… Брр, меня бы сразу вырвало.
Лили молчала. Все верно, все правильно. Каждому свое. Надо знать свое место, и тогда мир будет вращаться. Садовнику – навоз, красотке Клер – бриллианты, Брюсу – внимание всех женщин мира, Джереми ван Дайку – Ширли Бэнкс.
Почувствовав скованность девушки, Брюс обнял ее за талию, прижал к себе покрепче и помахал девицам рукой.
– Пока, красотки. Постарайтесь не разбить слишком много сердец.
– Пока, Брюс! Пока, Лили!
В машине Брюс немедленно притянул ее к себе и с тревогой заглянул в глаза.
– Что-то не так?
– Все так. Даже лучше. Просто устала.
– Только не засыпай. Я еще должен наговорить тебе комплиментов.
Она умиротворенно улыбнулась и прижалась к его груди, закрыв глаза. Ничего особенного она не хотела. Просто вот так прижаться к нему и провести оставшиеся два с половиной часа счастья, запоминая его запах, его низкий, рокочущий голос, его надежные крепкие руки… Завтра будет завтра, а сейчас ей можно передохнуть…
– Ты была на высоте, Лили Смит. Ты действительно победила всех. Шеймаса. Джереми ван Дайка. Меня. Ты запомнилась, ты выделилась из всей этой массы, показала характер.
– Спасибо…
– Нет, спасибо тебе. Потому что я к тому же еще и получил море удовольствия вместе с прекраснейшей женщиной. Ты по обыкновению не поверишь, но у меня никогда не было такой пленительной, яркой и чувственной ночи.
– Спасибо…
– И хотя ты расфырчишься, как кошка, но я все же скажу: ты можешь рассчитывать на мою помощь и обращаться ко мне, не стесняясь. Лили Смит, ты особенная женщина. Необыкновенная. Заслуживающая счастья…
– Спсб…
– Лили Смит! Ты спишь, что ли?
– Нет, что ты. Просто слушаю тебя и наслаждаюсь покоем.
Он еще что-то говорил, нежное, успокаивающее, в высшей степени приятное, и лимузин скользил бесшумно по песчаной аллее, а Лили уже была очень далеко отсюда.
В своем мире. Там, где ни у кого нет садовников. В мире, где делятся последним и зарабатывают себе на жизнь, не гнушаясь никакой работой. Где живут в квартирах стоимостью в один бриллиант из серьги Ширли Бэнкс. Где смеются и плачут искренне, где ссорятся и мирятся, но никогда не строят козни исподтишка, где…
Где все по-настоящему, где ей очень нравится практически все, кроме одного. В этом мире Брюса Кармайкла нет, не будет и быть не может.
Надо списаться с Силли и Милли. Они наверняка обругают ее последними словами и посоветуют кучу всякой ерунды, которую сами никогда не сделали бы, но зато в чате можно выговориться так, как не выговоришься и на исповеди, а потом, все сегодняшние впечатления невозможно носить в себе. Сэнди же О’Хара живет по режиму, и потому до часу дня недоступна – спит. Спит. А Лили Смит не спит… Не спала всю ночь… Сутки прочь… Знаю, как тебе помочь… Синдерелла, не потеряй туфельку…
– Лили, ты спишь?
– Нет, что ты.
– Это хорошо. Потому что у меня к тебе дело.
10
Всего одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы спать ей расхотелось. Вот вам и Спящая Красавица.
Лили все сильнее выгибалась в сильных руках, одновременно прижимаясь к Брюсу теснее, теснее, еще теснее, в итоге им обоим стало больно, но разомкнуть объятия казалось немыслимым. Два с половиной часа пути она попросту не заметила, а Брюс – Брюс не только заметил, но и становился мрачнее с каждой минутой. Во-первых, собственное возбуждение, не находящее выхода, оказалось штукой болезненной. Во-вторых… закончить сказку бывает гораздо труднее, чем ее придумать и хорошо рассказать.