15 
— Насколько я знаю, такие, как вы, способны подавлять у смертных чувство боли.
— Ну да, способны, — подтвердил Люциан, бросая пустой пакет в урну. — И если бы это был укус, порез или даже огнестрельное ранение, я бы сумел помочь, но только не в данном случае.
— Интересно, почему?
Люциан слегка нахмурился. Причина заключалась в том, что каждая клеточка организма Ли была сейчас наполнена мельчайшими частицами, от воздействия которых все ее тело пылало огнем. Их нельзя было нейтрализовать. Но ничего этого он не стал говорить.
— Потому что потому, — уклонился от ответа Люциан, явно разочаровав второго пилота. — У вас в самолете есть наушники?
— Есть специальные затычки. Там, в ящике над холодильником. Но мы с Бобом не можем их использовать.
— Зато я могу, — усмехнулся Люциан и, закончив возиться с аппаратом для переливания, распрямился.
Поджав губы, второй пилот двинулся к кабине.
— Постарайся все же ее успокоить. Нам нужна предельная сосредоточенность.
Обнаружив затычки в указанном месте, Люциан вставил их в уши и облегченно вздохнул — издаваемые Ли вопли воспринимались теперь как негромкий писк. Как видно, эти затычки были специально разработаны для пассажиров, которым хотелось без помех поспать в полете. Раньше Люциан никогда такими не пользовался, но теперь оценил.
Чувствуя, как в нем спадает напряжение, он прошел обратно в спальный отсек, чтобы взглянуть на Ли. Смотреть, правда, было особо не на что. Она, конечно, весьма привлекательная женщина, но ее метания и перекошенный в крике рот портили впечатление.
И когда сорок семь минут спустя самолет наконец-то приземлился, Люциан испытал огромное облегчение. То ли им удалось поймать попутный ветер, то ли Боб с Тедом просто поднажали, чтобы поскорее завершить рейс и избавиться от необходимости слушать вопли пассажирки, — этого он не знал. Так или иначе — ему было все равно. Главное, что полет наконец-то закончился и через каких-нибудь полчаса он окончательно освободится от Ли.
Изначально он предполагал, что расстанется с ней прямо в аэропорту, но это было еще до того, как он вспомнил, что не созвонился с Маргарет, после чего и обнаружилось отсутствие телефона. И он был не настолько бестактен, чтобы без предупреждения, как какую-нибудь посылку, отправлять невестке новообращенную вместе с Томасом. Так что придется поехать самому, чтобы объяснить все Маргарет лично, и уже затем, оставив у нее девчонку, отправиться в обратный путь.
Люциан скорее почувствовал, нежели услышал, что моторы самолета заглохли. Он посмотрел на Ли — она хоть и продолжала метаться, однако ее рот оставался закрытым. Причем не открывался он уже минут пятнадцать — как видно, она окончательно сорвала голосовые связки. Тем не менее Люциан с некоторой опаской вынул из ушей затычки. К его облегчению, Ли лишь негромко стонала.
Сунув затычки в карман, Люциан поднялся, снял с крючка пакет, положил его Ли на живот и подхватил ее на руки. Пока он протискивался со своей ношей между рядами кресел, из кабины с недовольным видом вынырнул Тед и поторопился открыть бортовой люк.
— Надеюсь, с местной администрацией все улажено? — поинтересовался Люциан. У него не было ни малейшего желания общаться со служащими аэропорта.
— Томас уже обо всем позаботился, — ответил Тед, уступая ему дорогу. — Он должен подъехать с минуты на минуту.
Услышав имя племянника, Люциан удовлетворенно кивнул и выглянул наружу. Был четвертый час дня, и у него имелось опасение, что солнце может создать им некоторые проблемы. Однако здесь хоть и не моросил, как в Канзасе, дождь, погода была прохладной и сырой. Солнце пряталось за тучами, которые, как видно, уже успели пролить на землю часть своей влаги и, похоже, грозились это повторить.
Вполне довольный погодными условиями, Люциан шагнул в проем, слегка развернув при этом Ли, чтобы не ударить случайно о косяк. И едва он сошел по трапу, к самолету тут же подкатил знакомый автомобиль.
Томас выскочил из машины чуть ли не раньше, чем она остановилась, и двинулся к нему своей слегка расхлябанной походкой, растянув губы в широкой улыбке. Это была одна из его черт, которая Люциана всегда раздражала. Похоже, Томас улыбался постоянно и постоянно был жизнерадостным. Впрочем, это, конечно же, было следствием молодости — мальчишке всего лишь пара сотен лет. Он еще не познал жизнь в достаточной мере, и потому ему вполне простительно питать иллюзии и не понимать, что в этом мире очень мало поводов для улыбок. Ну ничего, со временем он это осознает.
15 
