Последние отзывы

  115  

Она была красива той самоуверенной красотой, которая поддерживается последними достижениями пластической хирургии и полируется ровным загаром от кварцевых ламп и южного солнца. Очертания ее рта говорили о ее вечном недовольстве, и такой рот, пожалуй — самое безобразное в любой женщине. Возле ее ног у самой перегородки стоял проволочный ящик, в котором сидел, возможно, самый милый французский пудель на всем белом свете. У него была курчавая серебристая шерстка, спадавшая завитками вокруг глаз. Пасть у него была розовая, а вокруг шеи повязана розовая ленточка с бантиком. Такой же розовый бантик имелся и на хвосте, которым пудель помахивал. В общем, это была самая счастливая собачка, которую только приходилось встречать, и самая маленькая. А те два жалких человеческих существа, что являлись его хозяевами, по-видимому, испытывали наслаждение от обладания таким сокровищем. Когда мужчина бросил взгляд на пуделя, лицо его чуть-чуть смягчилось. Женщина не выказывала удовольствия, а лишь законную гордость, словно старая и безобразная мать, готовящая дочь-девственницу на выданье. Когда она вытянула руку, а пудель стал сладострастно лизать ее, это напоминало сцену с Папой Римским, протягивающим для поцелуя свой перстень.

Замечательной чертой Осано было то, что ничто не могло ускользнуть от его внимания, даже если он, казалось, смотрит совсем в другую сторону. Погрузившись в кресло, Осано был всецело поглощен своей выпивкой. Вдруг он сказал:

— Я бы скорее поимел эту собачку, чем эту бабу.

Из— за шума двигателей женщина не могла этого услышать, но все равно я себя почувствовал неудобно. Она смерила нас холодным грязным взглядом, но, возможно, она всегда так смотрела на людей.

Я стал корить себя за свои обвинения в адрес этой женщины и ее мужа. Несмотря ни на что, это же были человеческие существа. С какой стати я должен относиться к ним так недоброжелательно?

И я сказал Осано:

— Может быть, не настолько они плохи, как кажутся.

— Нет, настолько.

Это было недостойно его. Он мог быть иногда шовинистом, расистом и иметь ограниченный взгляд на вещи, но это не затрагивало глубин его существа. Так что особого значения его замечание не имело. Я оставил эту тему в покое и, когда хорошенькая стюардесса принесла обед, и мы оказались притиснутыми подносами, я стал рассказывать ему про Вегас. Он не мог поверить, что я когда-то был заядлым игроком.

Не обращая внимания на тех людей, что сидели через проход, просто забыв о них, я спросил:

— Знаете, как игроки называют самоубийство?

— Нет, — ответил он.

Я улыбнулся.

— Они называют его — «Большой Туз».

Осано покачал головой.

— Ну разве не прелесть? — сказал он сухо.

Я заметил, что мелодраматичность фразы слегка покоробила его, но продолжал:

— Это мне сказал Калли в то утро, когда Джордан сделал это. Калли спустился к нам в зал и сказал: «Знаете, что сделал этот мудила Джорди? Он достал из рукава Большого Туза. Этот хрен сыграл Большого Туза».

Я замолчал, вспоминая теперь, годы спустя, более отчетливо те события. Забавно. Я вспомнил эту фразу только сейчас, и то, что именно это сказал Калли в ту ночь.

— Он выделил это голосом, знаете — Большой Туз.

— Почему он все-таки сделал это, как по-твоему? — спросил Осано без большого интереса, но он видел, что я расстроен.

— Черт его знает. Я себя считал таким умником. Думал уже, что вычислил его. Я почти его вычислил, и тут он меня нагрел. Вот что убивает меня. Он заставил меня потерять веру в его человеколюбие, в его трагическое человеколюбие. Никогда не позволяйте никому лишать вас веры в чье угодно человеколюбие.

Усмехнувшись, Осано мотнул головой в сторону той пары, что сидела через проход, и сказал:

— Вот их, например?

И тут я осознал, что как раз это и заставило меня рассказать ему эту историю.

Я бросил взгляд на мужчину и женщину.

— Может быть.

— Ладно. Но иногда это происходит вопреки твоему желанию. Особенно, если это богатые. А знаешь, в чем их неправда? Они считают, что они не хуже любого другого только потому, что у них куча бабок.

— А на самом деле — нет?

— Нет, — сказал Осано. — Они как горбуны.

— А что, горбуны хуже других, — спросил я.

Я чуть было не сказал «карлики».

— Да. Так же, как и люди с одним глазом, и критики, и страшные бабы и всякие подлые козлы. Чтобы быть не хуже остальных, им надо работать над этим. А те двое не работают над этим. Им никогда этого не достичь.

  115