Особенно,... 
75 
– Разве не видел? Если бы я не забрал Лёлю, она бы тебе глаза выцарапала.
Хм… я что-то пропустила? О чем речь? Неужели Орис испугался, будто маг меня как подопытную лягушку использует? Черт, а ведь такое вполне возможно. Превращение человека в эльфа – штука определенно занятная.
– Так значит ты…
– Верну. Конечно, верну. – В интонациях Шердома появилась насмешка. – А тебе не интересно, почему в будущем такие странные самки?
– Проклятый бог! Очень интересно! Неописуемо! И я обязательно спрошу, но после того, как Лёля снова будет рядом.
– Орис, ты неисправим.
– Почему? Я же признал, что возжелал самку человека! Вопреки традициям, вопреки собственным взглядам и идеалам! Проклятый бог, да я влюбился в нее! Я – граф Орис Фактимус, открыто говорю о том, что влюбился в самку человека! И после этого называешь меня неисправимым?
– Я полжизни ждал этого признания, – усмехнулся маг. – Но… оно не принесло должного удовольствия.
– Да плевать мне на твои ощущения! Ты выиграл спор, ты доказал, что невозможное возможно. Ты расшатал краеугольный камень моих принципов. Что еще?
Ого! Сколько злости. Мне даже чуть страшно за седоволосого стало.
– Орис, боюсь, твоя глупость – ничто в сравнении с моей.
И опять эта чертова пауза. Они там что, целуются между делом?
– Я недооценил девчонку, – вздохнул маг. – Не понял, как сильно Лёля может повлиять на наш мир. Не кричи, но, по уму, ее действительно нужно было убить.
– Убить? – выпалил граф.
– Да. Она приговорена к смерти, – нехотя признался Шером. – Потому что в тот день… первой в спальню Георгануса явилась королева.
– Проклятый бог!
– Да, и он тоже. Орис, поклянись, что спрячешь Лёлю. Ее не должны видеть. Но главное – она не должна изменить естественный ход истории.
Поздно, ребята, поздно… Увы.
Шердом будто мысли прочитал, сказал с грустью:
– Содеянного не исправить. Но новых ошибок допускать нельзя. Иначе явится Арх, и даже Творец не спасет нас от гибели.
– Шердом, объясни. Он может явиться потому, что Лёля смертная, так? – Мне чудится или голос неустрашимого, надменного Ориса наполнился страхом?
– Нет, не так. Что ты знаешь об Архе, Орис?
Показалось, даже отсюда чувствую страх синеглазого эльфа. Паранойя?
– По легенде, в самом начале времен наш народ отрекся от этого бога и проклял его. С тех пор он не имеет власти над нами. Мы не знаем бога смерти, поэтому бессмертны. Прежде, когда его имя помнили многие, он мог забирать хотя бы погибших. Теперь лишен и этого. Проклятый бог до сих пор следит за нами в надежде, что вспомним и позовем.
– Над людьми он тоже не властен, – задумчиво продолжил маг, – потому что у скота богов нет. А твоя драгоценная Лёля… попросту не знает его имени. Да и с чего ты решил, будто она смертна?
– Ничего не понимаю.
– Конечно, ведь наша память избирательна. Мы запоминаем лишь то, что касается нас напрямую.
– Шердом, ты же знаешь… Не выношу, когда начинаешь говорить фразами из магических трактатов.
– Арх не только бог смерти. Он покровитель времени. Но эльфы об этом не помнят, потому что бессмертие для них стократ важней. Любой ритуал перемещения – нарушение временного потока, и если перемещение вызовет значительные нарушения в естественном течении событий, Арх получит неограниченную власть. Он должен будет исправить ход истории и наказать виновных.
Виновных? Наказать? Черт!
– Шердом, боюсь, он уже вмешался, – прошептал Орис. – Я видел его полог. И Лёля видела. И… это он переместил меня в тело Дарралиэля.
– Почему не сказал раньше?!
В этот раз молчание раздражало сильней всего. Зато со злости и четвертую ножку выдернула.
– Орис, нам нужно поговорить с Лёлей. Немедленно. Возможно, она знает, как повлияла на ход истории. Мы должны все исправить!
После такого заявления просунуть руку между прутьев и прицелиться оказалось сложновато. Но я справилась.
Совесть, оскорбленная таким поведением, объявила мне бойкот. Я не расстроилась.
К черту эльфов. Да здравствует человек!
Я уже увидела седую макушку Шердома, уже завела руку для броска, как изображение дрогнуло и пошло рябью. Доля секунды, и поверхность заволокло черным мерцающим туманом. Я искренне хотела испугаться и заорать, но меня опередили – душераздирающий лошадиный крик едва не оглушил.
75 
