112 
— Послушай меня, мой хороший. Нам надо поиграть в одну игру. Представь себе, что ты Соколиный Глаз, и мы окружены ирокезами. Мы притворимся, что они — те самые злодеи, которые хотят застрелить твоего папу. Мы в большой опасности, так что не должны издавать ни звука, чтобы они не обнаружили нас. Ты должен держать Амиго, и он тоже должен молчать. Ты понял меня, Соколиный Глаз?
Кивнув, мальчик взял на руки Амиго.
— Ты не должен лаять, Амиго, иначе ирокезы поймают нас и снимут с нас скальпы.
Хани осторожно толкнула дверь. Верная своему слову, Лили оставила дверь незапертой.
Тогда молодая женщина стала помогать Люку выбираться из фургона.
— Люк, мы у черного входа в «Лонг-Бранч». Мне надо спрятать фургон. Ты сможешь подняться в мою бывшую комнату? Только ступай осторожно, чтобы Сэм не услышал. Ты понял?
Несмотря на сильный жар, Маккензи наконец осознал, что опасность очень велика.
— Хорошо, — прошептал он. — Дай мне кобуру.
— Нет, кольт очень тяжел, а тебе надо держаться обеими руками, когда станешь подниматься вверх. Пожалуйста, постарайся подняться. Я вернусь через несколько минут.
Хани выскользнула из салуна и спрятала фургон в конюшне среди кучи какого-то барахла. Привязав лошадей, она достала сапоги и кольт Люка и поспешила в «Лонг-Бранч». Бесшумно войдя, Хани заперла за собой дверь.
Она прислушалась. Из кухни доносился веселый смех Лили и Сэма, но больше ничто не нарушало тишины. Молодая женщина поднялась в свою комнату. Люк лежал на кровати, а Джош с Амиго на руках пристроились в уголке.
Когда она закрыла дверь, каморка погрузилась во мрак, Хани тихонько щелкнула замком — свет зажигать было нельзя. Привыкнув к темноте, она пробралась к кровати. Рана на ноге Люка сильно кровоточила. Тогда девушка оторвала кусок своей нижней юбки и перевязала рану. Больше она ничего не могла сделать.
— Золотко, — прошептала она, обращаясь к Джошу. — Я хочу, чтобы ты сегодня лег с папой. Мы останемся здесь до утра.
Мальчик улегся и быстро заснул, а Хани пристроилась у окна, чтобы наблюдать за происходящим. Вскоре тишину ночи нарушил стук копыт. Услышав, как кто-то вошел в салун, Хани схватилась за пистолет Люка. Внизу раздавались мужские голоса, но слов разобрать она не могла.
Потом всадники уехали, и в «Лонг-Бранче» вновь наступила тишина, но девушка даже глаз не могла сомкнуть. Она слушала, напрягая все свои силы.
Через некоторое время до нее донесся едва различимый шорох.
— Хани! — еле слышно позвала Лили. Узнав голос спасительницы, миссис Маккензи отворила дверь.
— Они ушли, — прошептала Лили. — Уолден с братьями были внизу. Они просто взбешены. Как мы и рассчитывали, не обнаружив никого в доме, бандиты решили, что вы уехали. После их ухода Сэм запер дверь, так что можешь немного расслабиться и лечь. Как Люк?
— Его раны открылись. Он терял сознание, но сейчас, кажется, спит.
— Тебе тоже обязательно надо поспать.
— Спасибо тебе, Лили. Уверена, что Люк скажет то же самое, когда ему станет лучше. Мы тебе очень обязаны и даже не представляю, как мы сможем отблагодарить тебя, Лили, — промолвила Хани.
— Детка, я же не ради денег это делала.
— Знаю, — прошептала Хани, обнимая и целуя проститутку.
Лили ушла, а жена Люка заперла дверь и улеглась на тот самый ковер, на котором они с Люком однажды испытали мгновения счастья. Девушка закрыла глаза и тут же уснула.
Привязав лошадей у конторы «Уэллс-Фарго» в Плейсервилле, Уилл Хатчинс стал перебрасывать свертки вышедшему ему навстречу клерку.
— Привет, Уилл! — закричал клерк. — Как поживаешь?
— А! Это ты, Зак, не признал тебя сразу, — отозвался кучер. — Слыхал о стоктонском шерифе? Он получил пулю в спину.
— Вот это да! — прищелкнул языком клерк. — И чьих же рук это дело?
— Чарли Уолдена.
Недовольно крякнув, клерк опустил на землю тяжелую коробку и вытер лоб.
— И что же шериф? — спросил он.
— Не знаю, он еще не пришел в сознание.
— Дай-то Бог! Шериф Маккензи — хороший человек. — Клерк потащил коробку в контору.
Их разговор слушал какой-то незнакомец, стоявший неподалеку.
— Когда отправится дилижанс в Сакраменто? — спросил он, подходя к кучеру.
Глаза Уилла зажглись любопытством. Лицо стоявшего перед ним человека поросло густой бородой, а правую щеку пересекал глубокий шрам. Длинные черные волосы под видавшей виды ковбойской шляпой были перехвачены сзади кожаным шнурком.
112 
