28 
– А ты?
Ултен озвучил очевидное:
– Согласился. Сперва послушником был, после в монашью обитель уехал, постригся. – Священник указал на обритый лоб, который даже в путешествии умудрялся держать в порядке, старательно удаляя щетину.
– Не жалеешь?
– Нет. Господь милостив, он дал мне куда больше. Только человек, коий ставит плоть выше духа, может горевать о такой доле… Затем братья меня к себе в дюжину приняли, и как двенадцать есть апостолов с сыном Господа, так и нас двенадцать.
– А бывает у вас так… – оборвал его Ловчан на полуслове, – чтобы Господь сам являлся? Или посланцев своих являл?
Ултен прекрасно понял вопрос, но приподнял брови, дожидаясь пояснений. Ловчан же замялся, будто не свою, чужую тайну выдать собирался.
– Ну вот… Есть люди как люди. Живут себе, ничего волшебного не видят. А есть такие, коим то… дух подводный явится, то ещё какая… штука. Наши волхвы говорят, будто такие люди богами отмечены и вместо мирской жизни должны идти в услужение.
В другой час кульдей бы фыркнул и высказал всё, что о «богах» думает. Но Ловчан располагал, поэтому Ултен ответил мягко:
– Ежели Господь призывает – нужно идти. Но ежели бес зовёт – идти нельзя.
Дружинник только рукой махнул. Спорить с твердолобым не хотелось, что-то объяснять – тем более. В землях словен дураков много, так что же, каждому доказывать?
Неудобную тишину нарушил тот же Ултен:
– Я слышал, как бесы призывают. Сперва знаки всевозможные шлют, после видения. И если человек слаб, он этому призыву верит. Семью и друзей бросает и в бесово служение уходит.
– Хм, а вот ты, когда в монахи пошёл, небось тоже и друзей и семью бросил?
– Так я же Господу моему служу! – возмутился было кульдей.
– Хорошо, если так, – согласился Ловчан. – А ежели силён? – Кульдейского понимания знать не хотел, спросил просто так, из вежливости.
– Ежели силён, то бишь – на зов не откликается, его слуги Дьявола в покое оставят. А ежели ни то ни сё – и в силу бесов по-прежнему верит, и на зов идти не хочет, тогда в могилу сведут. Могут сперва родных умертвить, могут сразу самого.
– И что делать?
– Молиться! – воскликнул священник. В его лице и голосе было столько убеждённости, что Ловчан невольно отшатнулся. – Коли человек от бесовой веры к вере Господней обратится, Бог его убережет.
– Так уж и убережет?
– Конечно! Бог за всех своих детей заступается!
– Хочешь сказать, верующие в Господа никогда бед не знают? – насторожился Ловчан.
– Бед? Нет, беды мы не знаем. Всё, что вы, нехристи, бедой называете, есть испытание Господне. Переживший испытание только сильней становится, а тот, кто не явил силу духа, – плохо молился, плохо постился, плохо веровал.
– Да ну тебя! – окончательно разобиделся дружинник. Таких врунов он ещё не видывал, а к врунам в словенских землях относятся куда хуже, чем к дуракам. – Тебя послушать, так молитвою одной жить нужно. А кто пахать будет? А землю защищать?
– Молитва труду не мешает! – улыбнулся кульдей.
И, чтобы успокоить дружинника, объяснил:
– Я ведь о чём толкую! Вы в большинстве своём не из умысла, а от недомыслия в бесов веруете. Знания у вас нет. Потому Господь вас не слишком-то и карает. А как веру правильную узреете – лучше прежнего заживёте.
– Ври, да не завирайся, – огрызнулся Ловчан.
А Ултен покачал головой:
– Зря ты так. Бог – он всё видит… Коли покарать решит – мало не покажется.
– Не каркай! – это уже Жедан вмешался.
Купец, как и прежде, умудрялся расслышать любой доверительный разговор, даже если сам при этом был на другом конце лодьи.
В повисшей тишине слышался только мерный плеск волн да надрывные крики чаек. Голос Вихруши, который расположился на носу лодьи, прозвучал особенно страшно:
– Поздно. Накаркал. Будите Розмича! Беда!
С той поры, как Рюрик обосновался на Ильмень-море, а Олег – на Неяве, надёжно перекрыв Волхов, незваные гости редко захаживали в словенские воды. Это раньше, покидая родные берега, мореходы тряслись осинками, беспрестанно выискивая на горизонте полосатый парус данов или свейскую лодью, украшенную хищной драконьей мордой. Теперь же ходили вольготно, только самым неудачливым доводилось встретить на воде неприятеля.
Но на окраинах славянского мира, как успели убедиться Розмич с сотоварищами, всё осталось по-прежнему.
Путешественников поджидали. Их взглядам предстало судно без парусов. Лодья бытовала у самого устья и сдвигаться с места не собиралась.
28 
