Сначала появились космы темных волос, затем крохотное нахмуренное личико, плечи, спинка, маленькие сложенные ручки и крохотные сморщенные ягодицы. Последними были ножки — и вот дочь целиком лежала в расставленных руках Грэнта, дрожащая и влажная.
Ребенок, крепкий и здоровый, как и его родители, принялся громко кричать, выражая свое возмущение тем, что его вытолкнули из теплого и удобного материнского тела.
— Это девочка, — прошептал он, глядя на малюсенькое живое существо, лежащее у него на руках. Бережно вытерев девочку, он принялся внимательно ее осматривать и обнаружил по десять маленьких пальчиков и крохотных ноготков на ручках и ножках, изогнутый ротик, точную копию Амандиного, удивительно длинные ресницы и глаза, зеленые, как его собственные.
— У нее упрямый, как у тебя, подбородок, Мэнди, и длинные ножки, — голос Грэнта дрожал. Он бережно передал ребенка Аманде.
— Она восхитительна, — вздохнула та. — Грэнт, какие у нас с тобой красивые дети. Наверное, это потому, что я тебя так люблю.
— Или потому, что я тебя люблю еще больше, — ответил он, поцеловав влажный лоб Аманды.
Они уже решили, если у них родится дочь, назвать ее Мирандой, именем, представлявшим собой комбинацию их имен, тогда как Дэнни был назван в честь их отцов. Но сейчас со слезами радости, которые, как и у Аманды, текли у него по щекам, он тихо прошептал:
— Фея, наша драгоценная фея!
Так у девочки появилось второе имя.
Рождение дочери затмило в их глазах даже победу на Белмонтских скачках.
Но позже, когда Грэнт начинал важничать, Аманда всякий раз напоминала ему о том, как названная в ее честь Чародейка победила на Белмонтских скачках, оставив всех далеко позади. Так и Аманда. Чародейки или нет, обе они заставляли с собой считаться. И обе, несомненно, были настоящими аристократками.