43 
Князь велел готовить суда и собрать по киевским горам все новые, что выстроили за зиму, поручил воеводе и старшим дружинникам отобрать для похода лучших вояк. Еще объявил, что в подготовке похода участвовать придется всем, мол, даже отроков своих под это дело отдает.
Мальчишки поняли речь Осколода по-своему, размечтались. В этот раз не шушукались, обсуждали открыто, громко. Каждый надеялся попасть на лодью, повидать Царьград и напоить кровью сотню-другую ромеев. Добря встрял было в разговор, но тут же понял – хоть мальчишки и не стесняются говорить при нем, а все равно… мечты словена никому не интересны.
На деле оказалось куда проще. Отроков отдали в руки дядьки-наставника из числа опытных воинов, который отвечал за снаряжение трех лодий сразу. Он оказался не очень приветлив и работой нагрузил, не глядя на роды и звания. Добродей сперва боялся, что здесь выйдет так же, как на княжеском дворе, одному придется работать за всех. Но дядька заметил настроения отроков, сразу пресек любые попытки отвертеться от работы, едва не выпорол чернявого.
Так и работали: по двое, по трое, таскали на пристань припасы, а вот стоведерные бочки приходилось катить впятером. Товарищи не обращали на Добрю внимания, фыркали и отворачивались по-прежнему. Но отношения заметно потеплели, особенно после того, как Добря один удержал бочку, которая вознамерилась скатиться с мостков прямо в Днепр.
– Фух… – выдохнул Горян, рослый светловолосый мальчик, сын старшего княжеского дружинника Молвяна. – А ты силен! Потеряй мы бочку, дядька бы нас вслед за ней побросал.
В тот день Горян сказал Добре еще несколько слов, а на следующий вечер, когда орава отроков решила вздуть словена (бо давно не лупили!), остался в стороне от драки.
* * *
Голос дядьки прозвучал резко, раздраженно:
– Все! Свободны на сегодня!
Добродей и Горян переглянулись, не сговариваясь, задрали головы. Полдень. Желтый блин солнца висит над макушкой, разбрасывает золотистые лучи. Небо ясное, по лазури ползут редкие облачка.
– Че встали? – прикрикнул дядька.
Мальчишки помчались, как зайцы, петляя, огибая встречных. Под сапогами хлюпала грязь, которую не смогло иссушить весеннее солнце. В спины летели недовольные выкрики горожан, но в каждом из них отрокам чудился страшный рев наставника.
Добря первым догадался свернуть с дороги, остановился за углом покосившегося домика. Дыханье вырывалось тяжелое, в висках стучало. Горян нагнал почти сразу, обеими руками уперся в стену, глотал воздух, словно похмельный купец бражку.
– Ушли? – спросил Добродей, покосился на соратника.
– Ага… Нам бы теперь дворами… А то еще встретит да передумает.
Горян воровато поглядел по сторонам, выглянул за угол дома, мгновенно спрятался. Прижавшись спиной к ветхим бревнам, проговорил тихо:
– Легок на помине. И наши с ним.
Обреченно вздохнув, Добродей вознамерился вернуться на улицу, но Горян дернул за рукав:
– Ты чего? Умом тронулся? Да если выйдем, опять работой озадачит. И вообще, наши обидятся, побить могут. Их-то дядька никогда не отпускал раньше времени!
Последний довод приятеля пугал Добрю меньше всего: он-то к битью привычный.
– И что же делать? На княжий двор тоже нельзя, раз такое дело.
– А давай… Эх… – Горян в сомнении почесал затылок, махнул рукой: – Пойдем!
Сперва пришлось бежать. После, когда очутились почти на окраине, перешли на шаг. Горян молчал, ничем не выдавал тайну. Шел рядом: широкоплечий, не по годам рослый, но все равно на полголовы ниже Добродея.
Чем дальше от княжеского двора, тем домишки скромнее. Тут уж не встретишь частокола, в лучшем случае – плетень. Во дворах носится полуголая ребятня, слышатся женские крики, брань, смех. Здесь же гогочет, кудахчет и хрюкает домашняя живность.
Горян резко свернул в сторону, заторопился. И в этот раз Добря не удержался от вопроса:
– Что случилось?
– Булгары.
– И чего?
– На том краю булгары живут. Нам туда соваться не стоит. А то мало ли.
Булгар Добря помнил хорошо, особенно купеческого сословия. Те постоянно вертелись на пристани, лопотали между собой на незнакомом Добре языке. Он сперва даже думал, будто иначе и не умеют, ан нет… по-славянски тоже говорили, смешно коверкая слова.
– Булгары полян недолюбливали, и русов невзлюбили, – начал объяснять Горян. – Мне батя рассказывал… Когда Осколод в Киев дружины привел, тут уже, окромя полян, как и ныне, уже и булгары, и хазары были. И как-то так повелось, что с хазарами договорились… ну там… значит… – Мальчик внезапно насупился, голос стал сердитым: – Недолюбливают, и все тут. Хотя чего им обижаться? Осколод ведь Диру ихнюю в жены взял!
43 
