47 
Бояре стали переглядываться и шушукаться.
– Мы подумаем и решим, как лучше устроить храбрецов, – молвила Дира и улыбнулась Осколоду так, что у того кровь в жилах забурлила. И затем она сразила его в самое сердце, когда, подозвав знаком к себе, спросила шепотом: – А вечность – это сколько?
– Для смертного, наверное, жизнь, – прошептал он в ответ, вглядываясь в чарующие очи княжны.
– Ступай же, князь! Я прикажу позаботиться о твоих воинах, чтобы они ни в чем не знали нужды, – громко сказала Дира и встала с престола, восхитительная, гордая, юная богиня.
…На другой же день верховный жрец и уже знакомый Осколоду тучный вельможа изучали родословный свиток, разложив его вдоль черного дубового стола. На этот раз в горнице не было никого лишнего, если не считать пары безмолвных воинов у дверей. Осколод сидел к ним спиной.
Пока старики разглядывали причудливые ветви генеалогического древа и что-то бубнили промеж собой, он не отрываясь смотрел на княжну. Дира с высоты престола отвечала ему призывным взором, в котором нет-нет да угадывалось нетерпение и желание. Осколод приподнялся, но она поднесла палец к устам. Прочие не заметили жеста, и жрец и первый вельможа, казалось, столь поглощены своим занятием, что могли бы протереть в пергаменте не одну дыру.
– Довольно! – вдруг молвила Дира и, переведя взор на приворотников, которые мигом подобрали животы и расправили плечи, сделала знак выйти вон и сторожить с той стороны.
Остались вчетвером. Жрец оторвался от свитка и со своей стороны стола изучающее рассматривал Осколода. Вельможа, как старый пес, преданно уставился на княжну.
– Право же, мои советники, ценю усердие ваше. Но будем говорить без утайки. Был бы жив родитель мой, мы бы творили все по обычаю. Но он окончил свои дни, изнемогая от ран. Должно быть, ты уже догадался, князь, – обратилась она к Осколоду, – что город осиротел недавно. И кабы боги не полнили паруса твоих лодий попутным ветром, он стал бы полем брани. Уж не знаю, отбились бы от степняков на сей раз, да нет боле у Киева защитника и нарядника…
– Дозволь, княжна, я скажу, – попросил жрец, оглаживая рыжую, с проседью, бороду.
Осколод был внимателен и приметил, как странно все трое переглянулись, точно был какой договор, кому речь вести. И от предчувствия важного, быть может, самого главного мига в его жизни засосало под ложечкой.
– Говори, Яроок!
– Хвала великому Дажьбогу, да будет с нами его милость и мудрость!
– Хвала! – отозвался вельможа.
– В твоих жилах, Осколод, кровь от рода древнего. Удача сопутствует тебе, добрая она у тебя. А значит, и у всей дружины… Киеву нужен сильный князь. Дире нужен верный муж. Народу надобен удачливый вождь. Отвечай, связан ли ты клятвами с каким городом, с иной ли женщиной, с другим родом-племенем, кроме славянского?
Оглушенный словами жреца, еще не веря в случившиеся, Осколод пытался собраться с мыслями.
Теперь Дира смотрела на него с мольбой и надеждой, прижав ладонь к груди: «Ну, что же ты медлишь?!»
– Говорят, есть у тебя сын, именем Тур, – как гром среди ясного неба раздался голос вельможи, который, как оказалось, не так-то прост.
Дира вздрогнула и перевела взгляд на боярина. Но тот беспощадно пояснил:
– Таковы законы Сварожьи, а по ним живут поляне.
– Хорнимир прав. Постановил Сварог одному мужчине одну жену иметь и жене за одного мужа выходить; если же кто у полян преступит этот закон, да ввергнут его в печь огненную, – уточнил Яроок.
Но Осколод не позволил удаче ускользнуть и нашелся с ответом:
– Нет жены у меня и не было. Клятвами брачными ни с одной не связан я. Но что сын есть, ты, Хорнимир, верно подметил. С чего бы мне скрывать Тура, когда от меня был прижит.
Вельможа, получив такой отпор, потупился. А Яроок довольно отметил:
– Вот и ладно.
– И пред городом иным нет у меня обязательств, и с инородцами договора не имею, – отвечал Осколод с расстановкой, глядя девушке в очи, полные слез, и продолжил, не сводя с Диры глаз: – А коли княжна окажет мне честь быть женою, стану защитником и ей, и самому Киеву. А прогонит – продолжу путь.
Дира расцвела, улыбнулась, поднялась, высокая и стройная. Следом встали и мужчины. Медленно и величаво спустилась к ним по ступеням, Осколод выступил навстречу, замер, преклонил колено и промолвил:
– Слово за тобою, госпожа. Как скажешь, так оно и будет.
– Но куда же пролег твой путь? К каким берегам направишь лодьи, коли не по сердцу придешься? – томила она.
47 
