Особенно,... 
101 
Пантера схватил Таню за плечи. Его лицо стало тревожным.
— Он изнасиловал тебя?
— Нет, Пантера. — Таня обхватила руками его лицо. — Он пытался, но у него не получилось. Потом он извинялся, но никто из нас не слушал, за исключением Джулии. Он вскружил ей голову, и она мучается оттого, что он преследует меня. Я надеюсь, что ее страстное увлечение скоро пройдет. Порой мне кажется, что Джеффри не совсем в своем уме.
— Пока я жив, он никогда не получит тебя, — страстно поклялся Пантера, ласково гладя ее волосы.
— Ни при каких обстоятельствах, — мягко поправила его Таня. Ее золотистые глаза блестели; О, Пантера, это такое блаженство снова оказаться в твоих объятиях! Я так по тебе скучала!
Таня провела руками по его волосам, сбивая его шляпу. Мысль, которую она до сих пор отгоняла, снова пришла ей в голову. Она задумчиво нахмурила брови, рассматривая его одежду:
— Пантера, почему ты так одет? Где ты взял эту одежду?
Казалось, тень скользнула по его лицу, когда он пристально смотрел на нее.
— Таня, существуют вещи, о которых ты не знаешь, и я должен тебе объяснить.
Он замолчал, ожидая, стараясь оценить ее реакцию. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить его слова, а потом она воскликнула:
— Пантера, ты разговариваешь со мной по-английски! — Ее лицо выражало потрясение, ее глаза расширились от удивления. — Сколько времени ты говоришь по-английски? Я вообще не улавливаю акцента.
— С детства. Я вырос, разговаривая на английском, испанском и чейинском.
Он крепче удерживал ее, когда она попыталась отстраниться. Чувствуя боль и злость, Таня уставилась на него.
— Ты понимал каждое слово, когда я говорила тебе! — обвиняла его Таня. — Ты делал из меня дуру! Ты видел, как мне трудно приходилось увязать мысли со словами, и не сдавался! Ты заставил меня все делать самой до тех пор, пока я не выучила чейинский!
Пантера спокойно кивнул:
Ты должна была выучить чейинский. И ты выучила его быстро, потому что у тебя была потребность в общении.
— Но ты бы мог сказать мне после, — настаивала Таня.
— Я не видел в этом необходимости до настоящего момента.
Что-то в его лице заставило ее спросить:
— Почему сейчас?
Ты должна кое-что еще услышать, — серьезно продолжал он. — Мой отец был вождем Белой Антилопой, это тебе известно. Он был братом Черного Котла. Но я тебе никогда не говорил о том, что моя мать была белой женщиной.
От удивления Таня чуть не задохнулась, а Пантера приложил палец к ее губам, заставляя замолчать.
— В действительности она мексиканская испанка. Отец захватил ее в плен возле Санта-Фе. Она ненавидела образ жизни чейинцев. Хотя она стала женой моего отца и они любили друг друга, после моего рождения она пожелала вернуться к своему народу. Мой отец отпустил ее. Она уехала вместе со мной. Теперь ты понимаешь, почему Черный Котел подвергал тебя таким жестким испытаниям. Ты должна была подтвердить свои намерения. Он видел, как страдал мой отец, когда разлучился со своей женой и сыном.
Ракель и ее отец, Мигель Валера, переселились в Пуэбло. Здесь они купили ранчо в северной части города. Никто не знает о моем происхождении, поскольку мой дедушка предложил матери играть роль вдовы. Чувствуя обиду от такого предложения, моя мать выбрала фамилию Сэведж. Так ее называли чейинцы, что в переводе означало «дикарка». В Пуэбло ее знают как Ракель Сэведж.
— Всю мою жизнь меня знали здесь как Адама Сэведжа. Ни одному человеку не известно, что каждое лето я проводил вместе с отцом в чейинской деревне. Все думали, что я отправился в Санта-Фе или Мексику к родственникам, были уверены, что мой отец англичанин, а цвет волос и кожи я унаследовал от своих испанских предков.
Меня воспитали как белого человека и дали образование. У меня есть старые друзья в городе, каждый здесь знает и уважает фамилию Сэведж. В мое отсутствие мать управляет ранчо, с годами у нас появились богатство и престиж. Несколько лет я учился в колледже на Востоке. За два года до смерти отца я решил, что буду постоянно жить с чейинцами. Их стиль жизни мне нравится больше. Чтобы объяснить мое отсутствие, моя мать придумала легенду, что я живу в Европе.
Я знаю, ты обижена, потому что я тебе не рассказывал этого. Сначала я не видел для этого причины. Затем, когда ты стала моей женой и носила моего ребенка, я чувствовал, что если расскажу, ты захочешь, чтобы я отвез тебя к твоим родителям. Я не мог этого сделать, Таня. Я выбрал жизнь среди народа своего отца. Тебе тоже пришлось выбрать такую жизнь, свободно и полностью, без сожаления и каких-либо связей с прошлым. Позже казалось, что рассказывать тебе все это не обязательно. Я не мог предположить, что однажды нас разлучат и что мы встретимся вот таким образом.
101 
