— Спутники жизни не могут читать мысли и управлять сознанием друг друга. Иначе это были бы отношения не двух равноправных партнеров, а кукловода и марионетки.
Это заявление привело Рейчел в замешательство — все-таки она только сейчас познакомилась с семьей вампиров и не была ничьей спутницей жизни. В голове возник другой вопрос:
— Сколько Этьену лет?
— Триста двенадцать.
— Триста двенадцать, — эхом повторила Рейчел, чувствуя, как ее снова охватывает паника. Она пыталась затащить в постель трехсотлетнего старика! Да он того гляди развалится.
— Не волнуйся, — сказала Маргарита. Слова были совсем тихими — тише шепота, словно она произнесла их одними губами или вообще мысленно. — Расслабься. Все образуется — надо только отдохнуть.
— Да, — вырвалось у Рейчел помимо ее воли. В голове крутилась только одна мысль: она устала, и надо поспать.
— Идем, — сказала мать Этьена, поднимаясь на ноги.
Рейчел послушно встала.
— Блестяще! — Бастьен с ухмылкой похлопал Этьена по спине, когда тот закрыл программу. — Вторую часть сметут с прилавков еще быстрее, чем первую. — Люцерн и Грег согласно кивнули.
— Говорите, понравилось?
Четверо парней дружно обернулись к двери на звук женского голоса. Просияв улыбкой, Грег подошел к Лизианне и обнял ее за талию.
— Закончили расписывать Рейчел прелести вампирского секса? — спросил он, чмокнув ее в лоб.
— Угу. — Улыбнувшись, Лизианна поцеловала его в ответ и повернулась к брату. — Она под впечатлением. Твои шансы возросли, Этьен.
— Ха-ха. — Этьен выключил компьютер и поинтересовался: — Где мама?
— Пошла укладывать Рейчел.
— И одеяльце ей подоткнет, как маленькой? — фыркнул он.
— Она и есть маленькая, — вступился Люцерн, первым направившись к выходу из кабинета Этьена. — Ей от силы двадцать пять.
— Почти тридцать, — уточнил Этьен.
— Все равно младенец, — пожал плечами Люцерн.
— Для тебя все — младенцы, Люцерн, — пошутила Лизианна.
— Не все. Только те, кому меньше четырехсот.
— Это значит — все, кроме тебя, мамы, Бастьена и еще более дряхлых вампиров, которых в целом мире наберется не больше сотни, — проворчал Этьен. Дожив до трехсот двенадцати лет, он до смерти устал, что его считают ребенком. Иногда он жутко завидовал людям, потому что у них были нормальные семьи, а жизнь имела начало и конец. Но это быстро проходило.
— Так ты решил, как поступишь с этим своим Клопом? — спросил Грег, когда все вернулись в гостиную.
— Пауком, — поправил Этьен.
— Твоя мама говорила, что его зовут Клоп.
— Мама вечно путает его имя.
— Я все обдумал, — заговорил Бастьен, и все приготовились слушать. Когда Люцерн устранился отдел, решив посвятить себя творчеству и заняться писательской карьерой, именно Бастьен принял бразды правления семейным бизнесом. Все уважали его за этот выбор и за самоотверженность, с которой он заботился об их благе. — Как нам известно, персонал больницы и полиция считают, что Паук унес Рейчел из морга, а раз так, грех не воспользоваться такой удачей. Уговорим докторшу подтвердить эту версию — Паука арестуют и посадят в тюрьму за похищение. За тобой, Этьен, убедить Рейчел.
— Разумно, — одобрил Люцерн и, выгнув бровь, посмотрел на младшего брата: — Сможешь?
— Постараюсь, — решился Этьен и с улыбкой прибавил: — У меня в запасе куча времени.
— Если она согласится остаться, — заметила Лизианна.
— Согласится.
— Она не бродячая дворняжка, которую захотел — оставил, — сказала Маргарита, войдя в гостиную.
— Никто и не говорит, что она дворняжка, — не стал спорить Этьен. — Просто теперь она одна из нас.
— И что с того? — удивилась Лизианна. — Если она одна из нас, ее на цепь надо посадить? Она наверняка захочет вернуться к привычной жизни.
— А где она будет добывать пропитание?
— Если понадобится, она в любое время сможет воспользоваться нашим банком крови, — предложил Бастьен.
Этьен так резко повернул голову в сторону брата, что чуть не свернул себе шею:
— Что значит «если понадобится»? Конечно, понадобится!
— Не обязательно, — вставил свое слово Грег. — Она ведь работает в больнице и, уж наверное, сумеет о себе позаботиться.
Этьен промолчал — только недовольно поджал губы. При мысли о расставании с Рейчел у него испортилось настроение, но он поспешил задавить причину своего недовольства. Страсть к рыжей докторше не укладывалась ни в какие рамки: они были знакомы всего ничего, и по идее он не должен был испытывать таких сильных чувств. Этьену хотелось думать, что это никак не связано с неземным удовольствием от ее поцелуев или взрывом наслаждения в тот момент, когда она уселась на него верхом.