Однако опасайтесь подходить к плану с мерками школьных сочинений.
Такие пункты, как "Снежная баба — идеал русской женщины" или "Сергей Доренко — обличитель российского крепостничества", слишком глобальны и в ходе работы над текстом заведут вас в такое болото, что вы потеряете в нем не только шнурки, но и здравый смысл, и первоначальные намерения.
После подготовки плана идет насыщение фразами всех частей базовой структуры и раскрытие с их помощью всех пунктов плана.
Затем идет многократное (для запоминания) дословное воспроизведение всего текста речи.
Когда он заучен наизусть, то его следует ужать до тезисов, опираясь на которые, надо переходить к тренировкам по отработке звуковых эффектов, мимики, жестов, зевков и почесываний в паху уже в свободной импровизационной манере.
Теперь, после того, как вы узнали о формировании основной структуры текстовки выступления, пришло время поговорить о более мелких элементах мертвого текста (да-да, пока текст на бумаге — он мертв, даже если изготовлен именно для публичного выступления). О предложениях и словах.
Предложения текста следует подбирать с учетом логики и содержания базовой структуры. При этом надо учитывать и их психологическое воздействие.
Чарлз Пирс в работе "О новом списке категорий" и Фердинанд де Соссюр в "Общей лингвистике" разработали научную основу знаковой теории языка.
По этой теории, язык межличностного общения — слова, словосочетания, предложения — это система знаков, в которой главную роль играет их правильное расположение. И именно оно, мол, само по себе зомбирует сознание человека.
Конечно, комбинация слов или словосочетаний не имеют такой уж всеобъемлющей роли. Как не ставь слова в предложении: "Ты жопа с ушами!", "Жопа с ушами — ты!", "Жопа ты с ушами!", "С ушами ты жопа!", — а смысл для адреса останется тем же. Обидным. И, не исключено, даже абсолютно несправедливым.
Однако в том, что касается вызывания определенными словами нужных образов, а вместе с ними и соответствующих ассоциаций, есть рациональное зерно.
Допустим, в выступлении фамилию своего противника оратор подал в обрамлении таких слов, как — "продажный говносос", "предатель национальных интересов", "мерзкий демократ", "насильник над старушками" и т. д.
Тогда, даже если эти слова не относятся к личности противника, из-за близости знаков, обозначающих врага и нечто негативное, часть этой негативности переходит и на того, чья фамилия маячит рядом с «продажностью» или «говнососостью».
Поэтому опытные специалисты по предвыборным технологиям никогда не напишут для своего кандидата: "Он покончит с разрухой и беспределом". А провозгласят главным лозунгом позитивное: "Он завалит всех баблом по самую макушку".
Такие слова в выступлении, как «красный», «бурлящий», «кровь», «пламенеть», возбуждают публику. А такие, как — «солнечный», «море», "свежий ветер", "зеленая трава", придают хорошее настроение, снимают нервозность.
К сожалению, пока мало изучена проблема перевода знака в сигнал. Точнее, в сигнал к действию.
Ведь один и тот же знак оказывает разное побуждающее воздействие на разные категории людей.
Для шофера знак "Проезд закрыт" — сигнал к действию (развороту машины и поиска иной трассы).
А для идущего на рыбалку пешехода этот знак абсолютно ничего не значит.
Тем не менее, практика подсказывает нам, какие последовательности знаков лучше всего выполняют сигнальную роль.
И это, пацаны, обязательно следует учитывать при проработке текстового содержания будущего выступления.
Так, например, одним из сигналом к подчинению толпы являются вопросы оратора. Риторические вопросы. То есть, типа, те, на которые выступающий готов ответить сам и лишь имитирует совместное с аудиторией размышление.
Обилием риторических вопросов отличались выступления Джона Кеннеди.
Вот примерчик из его словесной запеканки: "Какой, ребята, хотите вы видеть нашу гребаную страну? Какие лидеры нужны этой гребаной стране? Кого вы хотите видеть ее гребаным президентом?"
Другим видом знака, легко становящимся заключительным сигналом к осуществлению всех перечисленных до этого в речи идей, является расширенное повторение.
В нем фразы одного содержания (немного модифицированные, чтобы не быть подчеркнуто навязчивыми) придают предыдущим утверждениям вид непогрешимости и абсолютной истинности.