Кай улыбнулся, тогда, как Кэт молчала.
— У нас креветки. Домашняя приправа к салатам прекрасно подойдет.
Кай откинулся назад, держа в руке бокал, все еще улыбаясь. Но улыбка на его губах не вязалась с выражением его глаз.
— Смотрю, ты не пьешь вино. Может быть, мне следовало спросить, не изменились ли твои вкусы за эти годы?
— Все прекрасно.
Кэт решительно сделала глоток, а потом держала бокал в руке, словно спасительный якорь.
— Марш прекрасно выглядит, — заметила она. — Я была рада услышать о нем и Линде.
Я всегда представляла их вместе.
— Разве?
Кай подставил свой бокал вечернему свету, косо падающему в окно, и наблюдал, как он пронзает и вино, и бокал, и руку Кэт.
— А он не представлял. Но потом… — Переведя взгляд, Кай снова встретился с ней глазами. — Маршу всегда требуется больше времени на принятие решения, чем мне.
— Безрассудство, — продолжила Кэт, силясь дышать равномерно, — скорее твой стиль, чем твоего брата.
— Однако ты пришла не к моему брату со своими картами и записями, не так ли?
— Так.
Она с трудом удерживала свой голос и взгляд спокойными.
— Возможно, я решила, что в безрассудстве есть определенная польза.
— Находишь меня полезным, верно, Кэт?
Официантка безмолвно подала салаты. Она увидела взгляд Кая. И Кэт.
— Когда я закончил работу, обнаружил, что выбор наиболее подходящего человека экономит массу времени и усилий.
С трудом сохраняя самообладание, Кэт поставила свое вино и взяла вилку.
— Я не приехала бы на Окракоук по иной причине.
Кэт наклонила голову, ей хотелось бросить ему вызов. «Что-то на удивление быстро», — удивилась она.
— Для нас обоих будет лучше как можно скорее внести ясность.
Кая охватил гнев, но он поборол его. Уж коль скоро они пикируются, играют в слова, ему стоит быть начеку. Кэт всегда была умна, а сейчас к тому же выяснилось, что ее ум был не лишен искушенности. Он с досадой вспомнил невинную, любопытную Кэт.
— Насколько я помню, ты всегда все усложняла. Надо быть проще. Я должен объяснить цель, историю и механизм действия каждой детали оборудования, прежде чем ты решишься на первое погружение.
— Это осторожность, а не усложнение.
— Ты знаешь об осторожности больше, чем я. Некоторые люди тратят половину своей жизни, глядя, куда ветер дует. — Кай сделал большой глоток вина. — Я скорее помчался бы по ветру.
— Да.
На этот раз именно она улыбнулась одними губами.
— Я очень хорошо это помню. Никаких планов, никаких связей, завтра ветер может перемениться.
— Если ты заякорен на одном месте слишком долго, можешь стать как та растительность вон там.
Кай махнул в сторону окна, где росли в линию редкие можжевельники, наклонившиеся от моря.
— Чахлым.
— Однако ты все еще здесь, где родился и вырос.
Кай неспешно налил ей еще вина.
— Остров слишком изолирован, и для некоторых жизнь здесь чересчур основательна. Я предпочитаю такую жизнь иным обществам с их зваными вечерами и загородными клубами.
«Кэт выглядит так, словно принадлежит к такому обществу», — подумал Кай, борясь с неудовлетворенным желанием, которое плескалось внутри его. Она действительно принадлежит к такому обществу в своем элегантном шелковом костюме с дрезденским кубком в руке, обсуждая некоего непонятного английского поэта XVIII века. Возможно, именно это обстоятельство делает его грубым, неуклюжим и полным желания?
Если бы они могли обратить время вспять, он бы украл ее, вышел с ней в открытое море, и они бы отправились путешествовать из одного экзотического порта в другой. Если бы он был уверен, что, обладая ею, никогда не сможет снова вернуться домой, плавал бы, пока не закончилось его время. Пальцы Кая сжались вокруг бокала. Ей-богу, он обладал бы ею.
Перед ним осторожно поставили основное блюдо. Кай вернулся в настоящее. Это происходит не в XVIII веке, а сегодня. И все-таки Кэт ворвалась из прошлого вместе с бумагами и картами. Как знать, не найдут ли они оба больше, чем рассчитывают.
— Я просмотрел то, что ты оставила мне.
— О-о-о? Кэт почувствовала быстрый укол волнения, но подцепила вилкой первую нежную креветку, будто только это ее и занимало.
— Исследования твоего отца очень тщательны.