Он ждал, что его спросят про должность, и лихорадочно размышлял, как бы ответить так, чтобы и не соврать, но и правды не сказать. Но, на его удачу, хозяйка основательно занялась грибами, и про расспросы забыла.
В результате их совместных усилий получилось семь литровых банок соленых рыжиков и семь маринованных. Анастасия Павловна призадумалась.
– А как мы их делить будем?
Юрий Андреевич степенно предложил:
– А давайте мы их вообще делить не будем.
– Это как?
– А вместе будем жить. Тогда и делить ничего не придется. – И тут же, взглянув на ее вытянувшееся лицо, понял, что погорячился.
– И как вы себе это представляете? – голос Анастасии Павловны звучал глухо и скучно. – Я – жена нумер четыре? Или вовсе без нумера? Или вовсе не жена? Так, наложница в гареме? Спасибо, но что-то не хочется.
Поняв, что поспешил, Юрий Андреевич благоразумно отступил на исходные позиции. Осторожность – мудрая замена смелости…
– Ну, что уж вы так недовольствуете? Не хотите, не надо. – И, как будто вел разговорчик о погоде, небрежно предложил: – У нас еще маслята остались. Или вы их заначить хотите?
Она приняла его легковесный тон:
– Да уж ладно, поделюсь с вами, хотя маслят я собирала одна.
Сварганили жареху со сметаной и картошечкой, с удовольствием поели. Юрий Андреевич, впервые в жизни наслаждавшийся общением с женщиной, не знал, как это чудное мгновенье продлить. Хотя его жизненный опыт был весьма обширен, но, как выяснилось, оказался совершенно недостаточным, чтобы убедить Анастасию Павловну относится к нему всерьез. Он понимал, что она считает его чем-то вроде стареющего селадона, и не знал, как ей доказать, что она ошибается.
В ноябре Юрий Андреевич нанес сыну дружеский визит, предварительно позвонив, как того требовал этикет. Антон добривался в ванной, пока Аня занимала гостя. Пригласив его в комнату, она сноровисто накрывала на стол, проигнорировав его слова о том, что он не голоден, и заскочил просто так, на минутку. Расставляя приборы, несколько раз кинула на него сумрачные взгляды. Он насторожился. Неужто Анастасия Павловна сказала про него что-то нехорошее? Вроде не должна.
Но Аня неожиданно заговорила вовсе о другом.
– К нам тут недавно Екатерина Петровна приезжала…
Юрий Андреевич не сразу сообразил, кто это такая.
– А, мать Антона!..
Аня сухо добавила:
– И ваша первая жена, если еще не забыли.
Он несколько смутился, но постарался виду не подавать. Что такого про него могла наговорить Катерина?
– Да нет, не забыл. Нам с ней немало пришлось по гарнизонам мотаться.
– Да, она тоже про это говорила. И еще говорила, что вы жуткий педант. Вам практически невозможно угодить.
Он застенчиво кашлянул, не зная, к чему весь этот разговор.
– Ну, вы же угождаете.
Она резонно возразила:
– Ну, я ведь вам и не жена, с меня спросу меньше.
– Но с невесток спрос всегда больше, чем с жен. Поверьте, Анечка. Я знаю, что говорю. Моя мать никого из моих жен не любила. И, откровенно говоря, придиралась к ним почем зря.
Аня удивилась.
– А у вас еще мама жива?
Юрий Андреевич подтвердил:
– И мать жива, и отец. Дед совсем недавно умер. Ему под сто лет было. В моей родне вообще все долгожители. Наверное потому, что все военные и образ жизни ведем строгий.
Аня скривилась.
– Еще какой строгий! Я на месте Екатерины Павловны и года бы не продержалась, не то что десять лет. Но она, видимо, очень вас любила, если всё терпела.
Собеседник неловко поежился. Что она терпела? Он хорошо к ней относился. Капризы не поощрял, конечно, но и не обижал никогда.
Аня, как будто прочитав его мысли, суховато подтвердила:
– Нет, конечно, вы никого из своих жен не обижали. Просто не любили, и обращались с ними не как с женщинами, а как с младшими по званию.
Он недоуменно пожал плечами.
– Ну, не умею я себя вести по-другому. Они ведь знали, на что шли. Я и до регистрации был точно таким же, и нрав свой отнюдь не скрывал. Но я что-то не пойму, – тут он тяжело посмотрел в лицо девушке, – к чему ворошить сгоревшие угли? Тут что-то другое, не так ли?
Аня немного зарумянилась, но твердо продолжила, опасливо посмотрев в сторону ванной, откуда слышался шум воды.
– Антон считает, что это не наше дело, но меня смущает ваша дружба с мамой. – Перед словом «дружба» она замялась, но не смогла подобрать более подходящего слова. – Понимаете, вы с мамой такие разные. Она терпеть не может скрупулезности, распорядка, расписаний всяких. Считает, что это угнетает творческую натуру. А она действительно талантливый человек. Она стихи пишет, рассказы, повести. Некоторые из них наше книжное издательство напечатало. Гонорара, конечно, слезы, сплошное самоутверждение, как говорит мама. А вы – такой пунктуальный, педантичный даже. – И прямо добавила: – По-моему, вы просто несовместимы.