Но единственное, что Кэтрин знала точно, — это то, что не сумеет сказать «нет».
«Тебе с этим не справиться! — Разум посылал Кэтрин новое строгое предупреждение, когда они с Джеймсом начали спускаться к причалу, где была пришвартована яхта „Ночной ветер“. — Ты можешь спуститься по ступенькам вниз, но ты будешь не в силах одолеть их на подъем! Вспомни причину, по которой ты не ночевала прошлой ночью у Алексы в Роуз-Клиффе».
«Я сумею подняться! — отвечал с вызовом другой голос. — И я это сделаю!»
Взойдя на яхту, Кэтрин села в кубрике, а Джеймс принялся отвязывать канаты и поднимать паруса. Она изумлялась сдержанной силе точных движений Стерлинга, без особого труда снаряжавшего яхту; когда же Джеймс пропадал из поля ее зрения, Кэтрин просто слушала прекрасную, доселе незнакомую ей симфонию: канаты скрипели о надраенную палубу, паруса хлопали на ночном ветру, волны мягко бились о корпус судна. Паруса, наконец были установлены, и Джеймс присоединился к Кэт, внимательно наблюдавшей, как он взялся за штурвал и уверенно повел яхту в залитый лунным светом Чесапикский залив.
Долгое время они плыли, не говоря ни слова, лишь улыбками давая понять друг другу, что оба ценят волшебную силу молчания, в то время как яхта стремительно скользила по темной воде.
— Ну как? — спросил наконец Джеймс. — Каковы первые впечатления?
— Мне нравится.
— Мне тоже.
— Алекса говорит, ты собираешься когда-нибудь провести целый год в плавании вокруг света.
— Надеюсь, — улыбнулся Джеймс. — Мне кажется, для твоей сестры это звучит как «тюремное заключение сроком на один год».
— Правда?
— Наверное, и для тебя точно так же.
— Нет, — моментально возразила Кэтрин. — Почему же?
— Это означало бы год отрешения от музыки. Или твоя музыка всегда с тобой? — спросил Джеймс, вспомнив раннее июньское утро и тонкие пальцы Кэт, едва касавшиеся клавиш, и комнату, наполненную чувством и страстью, хотя в ней не слышно было ни звука. — Ты ведь слышишь ее, даже когда не играешь?
— Мне кажется, — задумчиво отозвалась Кэтрин, — что музыка всегда со мной, и это чувство гораздо сильнее самого звука.
— Ощущение спокойствия?
— О да. — «Величайшего спокойствия, — подумала Кэт про себя. — Единственного спокойствия, единственного места, которому я целиком принадлежу». — Для тебя плавание — то же самое? Спокойствие?
— Великое спокойствие.
«Великое спокойствие и великое уединение», — добавил Джеймс про себя. По крайней мере так было всегда, когда он плавал один.
Если же Джеймсу находилась компания, настроение его неизбежно менялось: само присутствие другого человека разрушало абсолютное спокойствие и уединение Джеймса — даже если это был дружеский и желанный спутник. Он открыл для себя, что самое приятное спокойствие нельзя с кем-либо разделить. Так было до настоящего момента… до встречи с Кэтрин. С ней Джеймс испытывал чудесную умиротворенность и в то же самое время какое-то непонятное волнение. Совершенно новое, незнакомое и потрясающее беспокойство овладело Джеймсом: сильный, прекрасный порыв прямо сейчас выйти из залива и направиться с Кэтрин в открытый океан.
Джеймс заглянул в освещенные лунным светом сапфировые глаза, пытаясь увидеть в них отражение чувства чрезвычайной умиротворенности и, быть может, такого же волнения, какое испытывал он сам, но затянувшееся молчание хмурой тенью омрачило милое личико Кэт. Она, казалось, с чем-то боролась внутри себя.
— О чем ты думаешь? — ласково спросил Джеймс.
«О том, что не могу придумать, о чем с тобой говорить! Я пытаюсь, но все, что приходит мне в голову, кажется таким глупым и наивным. Если бы только…»
Кэтрин наконец ответила на вопрос Джеймса вопросом, в котором звучала надежда:
— Ты говоришь по-французски?
— Довольно слабо. Я год учил этот язык в колледже и знаю несколько общих фраз, и только. А что?
— Дело в том… Мне кажется, я говорю по-французски более свободно и точно, чем по-английски.
«Быть может, Джеймс, если бы я могла говорить с тобой на французском языке, то казалась бы более умной. Просто умной…» — призналась себе несчастная Кэтрин.
— Ты говоришь на замечательном, чистом английском языке, но как тебе удается говорить по-французски еще чище?
«Потому что это у меня в крови», — мгновенно подумала Кэт, но с той же стремительностью отвергла эту мучительную правду.
— Три последних года в школе я жила в общежитии, где мы говорили исключительно на французском языке. И я думала по-французски до нынешнего лета, поскольку моя курсовая написана на французском.