37 
Из кулька на стол выкатываются пять картошин.
– Они мороженые, но для пюре сойдут. У меня еще кое-что есть! Это хорошо, что ты пришел! – Взгляд Давида Исааковича уходит на бутылку принесенного мною портвейна. – Ты хозяйственный и добро помнишь!
– А вы на Рейхстаге знамя вешали? – интересуюсь я.
– Нет, до Берлина я не дошел. В другом городке повесил. Жаль, названия не помню. Точно знаю, что в Германии. Если б название помнил, написал бы письмо в их посольство! Может, в гости бы пригласили!.. Только хрен бы наши выпустили!.. Ты женат?
– Нет. Я один.
– Как один? – удивляется старик. – Один-единственный, как партия? А родители?
– Нет, мама есть и брат. Близнец. Только он тихий псих.
– А сердечной подруги, значит, нет, – понимающе качает головой Давид Исаакович. – Тогда открывай портвейн и сходишь сейчас в морозильник за деликатесом!
Я оглядываюсь по сторонам. В прохладной, несмотря на горящую буржуйку, землянке лишь самодельная кровать, стол, две табуретки и ящик с кастрюлями и тарелками.
– А морозильник где? – спрашиваю.
– Слева от двери. Два шага сделаешь влево, потом аккуратно рукой снег смети – там ящик.
В «морозильнике», а на улице действительно минус пятнадцать, я нахожу пол-литровую банку с тушеным кроликом. Вокруг молча стоят голые деревья. Труханов остров напоминает заброшенное кладбище. Еще довольно рано, около часа, а воздух уже теряет свою прозрачность, сереет, сливается со свинцовым небом, в котором зреют очередные снегопады.
Банку открыть нечем. Мы ее разбиваем чугунной сковородкой. Снимаем с замерзшего цилиндра кроличьей тушенки битое стекло. Потом, отказавшись от самой идеи пюре, бросаем «вымытую» в снегу картошку в чугунный казанок, туда же цилиндр тушенки, закрываем крышкой и ставим на буржуйку.
– Знаешь, – говорит Давид Исаакович, попивая мелкими глотками портвейн, – у меня ведь законная дочь есть! Мира. Давай познакомлю!
– Давайте! – соглашаюсь.
– Она из очень интеллигентной семьи. Мать у нее – костюмерша в Оперном, отец – вот он, перед тобой. Мне уже пятьдесят было, когда она родилась!
«Сколько же ему теперь?» – думаю я, опять сосредоточивая внимание на горбатом носу старика.
– Другого отца у нее не было, но мать – умница. Штаны умеет шить – просто шик! Даже гладить не надо, если правильно после стирки повесить! Я тебе адрес дам и записку!
«А вдруг у нее тоже горбатый нос?» – закрадывается подозрение в мое смягченное портвейном сознание.
– А знаешь, тут у нас, на Трухановом, раньше все было. И винная лавка, и кладбище свое. На нем мой брат похоронен!..
За окном уже темно. Портвейн выпит. Уходить не хочется. Там, снаружи, страшно и холодно. И снова падает снег.
– Я уже высохший, много места не занимаю, – говорит старик, расстилая кровать. – Нам тут с тобой вдвоем теплее будет! А завтра с утра напишу записку, и поедешь к моей Мирочке. Она тебе понравится!
51
Неизвестная территория. Июль 2015 года. Ночь.
У меня все еще колотится сердце. Так же громко, как мотор вертолета, на котором мы куда-то летим. Не важно – куда. Важно – зачем. Я лечу снимать стресс.
Впереди летит еще один вертолет с охраной и каким-то дежурным полковником по спецсвязи.
Я смотрю на специалиста по стрессу. Лампочки в салоне вертолета неяркие. Он сидит в кожаном кресле возле круглого иллюминатора и делает все возможное, чтобы случайно не встретиться со мной взглядом.
– Эй, – обращаюсь я к помощнику, – дай коньяка! И ему дай! – Я киваю на специалиста по стрессу, получая бокал «Хэннесси».
Помощник кивает. Он знает, что говорить со мной лучше жестами и движениями тела. Движения тела не переспрашивают. У них не может оказаться двусмысленной или подозрительной интонации.
Специалист по стрессу вдруг встрепенулся, увидев что-то на земле. Обернулся ко мне и тут же, словно спохватившись, попробовал снова уткнуться в иллюминатор. Но не получилось. Перед ним стоял помощник с бокалом коньяка, а дальше по курсу его взгляда сидел я с таким же бокалом в руках.
– Что там? – спрашиваю я.
– Кажется, посадочная площадка.
Из моего иллюминатора ничего не видно, и я подхожу к нему, заглядываю вниз.
Там светящимися уголками выложен квадрат, рядом видны горящие фары нескольких машин. И первый вертолет уже зависает над подготовленной площадкой.
37 
