94 
Кстати, когда я рассказывал о макаронных станках, даже Давид Исаакович заслушался. Он, оказывается, ни разу в жизни не задумывался, откуда берутся макароны. После того как узнал – и в этом он мне сам признался, – у него к нашей еде добавилось уважения и интереса. Отец Василий, правда, особенно впечатлен не был. Для него всякая еда – «пища Божья», и кто бы ни стоял у станка-экстрактора, хозяин всех этих станков – Бог, который и пекарь, и рыбак, и макаронник, и колбасник.
Ладно, с батюшкой я не спорю. Существует два подхода к еде. Не «божественный» и научный, а подход сытого человека и подход голодного. Так вот за все время знакомства я еще ни разу не слышал от отца Василия, что он голоден. Нет, он всегда готов что-нибудь съесть и делает это с удовольствием. Но чтобы попросить бутерброд или даже предложить всем нам присесть за стол и поесть, такого не бывает. Предлагает обычно старик. А отец Василий открывает бутылки и разливает по стопкам.
Я смотрю через мутное от морозных узоров окно на улицу. Смотрю и думаю: каково будет нам переходить заснеженный Пешеходный мост? Каково будет идти босиком по снегу к краю полыньи. Дай бог, чтобы она еще не затянулась новым льдом!
Телефонный звонок отвлекает меня от размышлений.
– Сережа? – Я слышу голос матери. – Не забудь! Завтра мы едем к Диме. Купи свежих газет.
– Но до завтра они уже будут не свежие!
– А ты купи и сегодня, и завтра, – настаивает мама. – Ты же помнишь, что говорил врач.
Ладно, думаю, куплю.
А врач у Димы новый, довольно молодой. И он заявил, что Дима прогрессирует. Что говорить с ним можно практически обо всем и что его вопросы отличаются разумностью. Врач заметил, что Дима подбирает иногда брошенные родственниками больных газеты, разглаживает их и прочитывает. После этого настроение у него улучшается. В качестве эксперимента врач приносил ему несколько раз журналы «Огонек» и обсуждал с ним прочитанное. Именно после этого врач говорил с мамой. Мама аж засияла, узнав, что Дима практически здоров, что все его проблемы являются не столько психическими, сколько эмоциональными. И что надо приносить ему побольше газет. Мол, тогда, войдя в контекст жизни, Дима сможет постепенно вернуться и в саму жизнь, даже сам захочет вернуться в ту жизнь, о которой он будет много читать. Тем более что она так быстро меняется к лучшему!
Посмотрим, думаю я. И вздыхаю. Последние статьи, прочитанные мною в «Литературной газете», рассказывали о маньяках, убивающих женщин рядом с железнодорожными станциями. Я думаю: будь я Димой и начитайся я таких статей, захотел бы я возвращаться в эту нашу жизнь?
110
Киев. Сентябрь 2004 года. Вторник. Вечер.
– Ну что ты такое место встречи назначил?! – Гусейнов с удивлением развел руками, глядя на ярко-желтую букву-логотип «Макдональдса». – Вон церковь какая красивая рядом! Сказал бы: «У церкви».
– Если б это была мечеть, то встретились бы там!
– А я не верующий! Ладно, здравствуй!
– Ну здравствуй, лейтенант! – ответил я.
Мы обнялись.
– Не лейтенант, а полковник милиции. Бывший, – с гордостью поправил меня он, ослабив объятия. – Так где посидим?
Я оглянулся. Почтовая площадь в это время суток радовала глаз. Через дорогу на Владимирскую горку медленно поднимался светлячок-вагончик фуникулера. Сверху вниз навстречу ему сползал такой же. На склонах вразброс горели одинокие фонари, освещая невидимые отсюда аллеи. По другую сторону площади неоновые линии обвили здание Речного вокзала, и на террасе ресторана «Волна» было людно и ярко, доносилась ненавязчивая музыка для тех, кому за сорок. Слева от Речного вокзала был пришвартован круизный трехпалубный теплоход, тоже наполненный жизнью и светом.
– Пошли к американцам! – предложил Гусейнов.
– В «Аризону», что ли?
– Ага!
Пройдясь по Набережно-Крещатицкой, мы свернули во дворик ресторана, и там при уютном, но ярком освещении я обратил внимание на неожиданную безукоризненность вкуса моего старинного приятеля. Костюмчик, как говорится, на нем не просто сидел, а сидел с гордостью. Туфли, рубашка, галстук – все по последней моде. Видно, следит за картинками в мужских журналах!
– Девушка, нам самый лучший столик! – сказал он официантке, приподняв обе согнутые в локтях руки на уровень плеч. Он словно показывал девушке невидимый арбуз, крепко удерживая его ладонями.
94 
