Позже я понял, что полковник шутил прежде всего для себя, он сам хотел расслабиться. Но все равно время от времени усталость стирала улыбку с его лица.
Петр пару раз пытался задать полковнику серьезные вопросы, но Витольд Юхимович шутя уходил от них.
– Завтра поговорим, – пообещал он Петру, вылив остатки бальзама в свой стаканчик. – А теперь – по койкам!
Оставив полковника, мы вернулись в купе.
– Ну что? – спросила меня Гуля. – Ужинать будешь?
– Завтра, – ответил я, забираясь на верхнюю полку.
Глава 66
Завтра наступило неожиданно рано. Меня разбудила тишина – такое часто бывает, когда человек привыкает засыпать при шуме. На соседней нижней полке похрапывал Петр. А за окном было неестественно ярко – желто-красный свет бил в окно.
Выглянув наружу и увидев «солнечные» пятна прожекторов и фонарей, освещавших состав, я сразу понял, почему мы остановились – ГРАНИЦА!
Снаружи донеслись приближающиеся мужские голоса.
Я потихоньку поднялся и вышел из купе. Открыл наружную дверь и выглянул в пространство, залитое мощным искусственным светом.
К вагону подходил Витольд Юхимович в сопровождении молодого таможенника в зеленой форме.
– Вот эти два – мои! – Полковник показал рукой на наш вагон и на следующий.
Потом посмотрел на меня. Таможенник тоже на меня уставился.
– Это наш, сопровождающий, – сказал полковник таможеннику, а мне одновременно приказал жестом спрятаться.
Я показательно зевнул и закрыл дверь в тамбур. Прислушался.
Голоса этих двоих стали медленно отдаляться.
Вернувшись в купе, я выглянул в окно. Они теперь стояли возле вагона, в котором, по словам полковника, находился песок. Было видно, что беседуют они спокойно, словно все вопросы уже давно, если не заранее, решены.
Минут пять я следил за ними. А потом увидел, как к ним подошел еще один таможенник с портфелем. Из портфеля он вытащил какие-то бумаги с печатями. Стал подробно что-то объяснять полковнику, время от времени тыкая пальцем в эти бумаги. Закончилось все тем, что бумаги перешли в руки полковника, и он, обменявшись с таможенниками рукопожатиями, направился к нашему вагону. Я отшатнулся от окна. Замер, прислушиваясь.
Щелкнула наружная дверь в тамбур. Я подумал, что полковник сейчас заглянет в купе и что-нибудь объяснит. Но он сразу направился в свою берлогу. Два раза скрежетнул замок двери в грузовую часть вагона. Теперь он закрылся у себя.
Поезд тронулся, медленно выехал в относительную темноту. Я снова прилег.
«Почти дома?» – подумал я, понимая, что вот-вот мы окажемся на украинской територии.
Вновь возникший стук колес поезда стал укачивать меня. Я закрыл глаза.
Во сне мне привидилось море, наверно – Каспийское. Меня укачивало, бросало то вперед, то назад.
Потом на мои губы легла чья-то теплая рука. Чужое касание разбудило меня.
– Тихо, Коля, тихо! – прошептала сидевшая рядом Гуля, не убирая своей ладони с моего рта.
– Что такое?
– Тебе кошмар снился? – спросила Гуля.
Состав снова дернулся, остановился, проехал назад.
– Море снилось, – ответил я, подтягивая ноги и усаживаясь по-турецки. – А где мы сейчас?
Я выглянул в окно, но ничего не увидел. Видно, сон мой был коротким, раз за окном все еще продолжалась ночь.
– Мы тут уже минут двадцать, – прошептала Гуля. – Туда-сюда ездим.
Но ехали мы уже не туда-сюда, а прямо. И железные колеса ускоряли свой ритм. Мимо проплыл освещенный вокзал Артемовска.
– Уже Украина, – прошептал я Гуле, когда огни станции остались позади. – Ты давно не спишь?
– Часа два, – ответила она.
– Слушай, а мы проезжали украинскую таможню?
– Да, – кивнула Гуля. – Там люди в форме с собакой вдоль вагонов ходили.
Такое краткое и внятное описание украинской таможни одновременно и позабавило, и успокоило меня. Сон уже выветрился из моей головы.
– К вечеру будем в Киеве, – прошептал я Гуле. – Забросим вещи ко мне… к нам домой и пойдем куда-нибудь в кафе. Надо будет только у «бухгалтерши» Гали половину сэкономленных баксов попросить…
– А что потом? – спросила она.
– Потом будем жить, нормально жить. Она улыбнулась.
– Давай еще полежим, – предложила Гуля. Мы устроились вдвоем на нижней полке. Я лежал под стенкой, она – с краю. Но лежали мы лицом друг к другу. Я обнимал ее правой рукой, она меня – левой. Поезд покачивал нас и мы, словно играя, целовали друг друга.