Мой конь, уставший от бесконечных степей, едва ступал. Конечно, ему было нелегко, ведь за моей спиной сидела красивая турчанка с раскосыми миндалевидными глазами – экзотическая награда, добытая в бою с янычарами.
Собственно, ее нашел я уже после боя, когда все янычары лежали убитыми под стенами небольшого турецкого селения. Мы прошлись по селению, собирая все золото и серебро, какое могли найти в домах и во дворах. В одном из домов я и увидел ее, спрятавшуюся за сундуком. Сначала мои братья-казаки подсмеивались надо мной, ведь каждый из них вез домой по килограмму, а то и больше драгоценностей, но постепенно в их насмешках все более явно и громко проявлялась зависть, особенно по вечерам, когда сидели мы у костров, когда кто-то из них возвращался из ближайшей деревни с бутылью доброй горилки, после того, как большая общая кружка уже прошлась раз по кругу и готовилась пройтись еще раз.
Тогда понял я, что безопаснее будет продолжать путь в одиночку, чем всем вместе. И, проснувшись до рассвета, я разбудил свою пленницу, которую никуда ни на шаг от себя не отпускал. И понес нас мой конь дальше, в сторону Киева, подальше от Сечи и ее законов. «Кончилось мое казацтво», – с удовольствием думал я, левой рукой держа повод, а правой похлопывая свою турчанку по бедру.
Я так раздремался под эту фантазию, что не сразу заметил, как куда-то исчез шум поезда.
– Коля, – возникла надо мной голова Петра.
– Что? – Я приподнялся и тут же ощутил, что чего-то не хватает.
Не хватало не только шума. Поезд стоял. За окном застыл квадрат неба, моря и грязно-желтого берега.
– Наверно, граница, – предположил я, поднимаясь на ноги.
– Яка граныця?
– Между Азербайджаном и Дагестаном. Петр с выражением недоумения на лице высунул голову в окошко, посмотрел по сторонам.
– Нэма тут ничего!
Вдруг рядом с вагоном кто-то чихнул. Петр снова высунул голову. Обернулся удивленный.
– Никого нэма, – прошептал он.
Мы замерли, прислушиваясь. С моря долетали разрозненные крики чаек. Из-за окна донеслась трель какого-то насекомого. И снова где-то рядом прозвучал глухой удар.
Напряжение Петра передалось и мне. Я занервничал, раскрыл рюкзак и, найдя на дне пистолет, вытащил его, положил поверх других вещей. Сам выглянул в окно, но ни одной живой души не увидел.
– Трэба пэрэвирыты писок, – Петр кивнул головой в сторону стенки, за которой находилась грузовая часть вагона.
– Пошли, – сказал я шепотом.
В туалете мы замерли у низкой дверцы, закрытой на щеколду – это и был проход в грузовую часть вагона. Открыв ее и скрючившись в три погибели, мы пролезли внутрь и оказались прямо под палящим солнцем. Перед нами лежал холм песка, покрытый сплошным куском брезента и отформованный прямоугольными границами вагона. Холм торчал прямо по центру вагона. Брезент затрещал под нашими ногами, и я почувствовал, как движется под ним песок.
Петр облегченно вздохнул и полез на вершину этого холма. Остановился там – его голова теперь была выше стен вагона. Оглянувшись по сторонам, он вдруг замер и неожиданно поднял руки.
Я ничего не понял. Петр стоял спиной ко мне с поднятыми руками и не двигался. Его голова была слегка наклонена вниз. Я сразу присел на корточки, пытаясь понять, что происходит. Но пока больше ничего не происходило. Я, стараясь двигаться как можно тише, пробрался чуть выше на этот брезентовый холм, остановился метрах в полутора от Петра.
– Встань! – раздался незнакомой резкий голос. Я замер.
– Встань, а то твой кореш сейчас свалится! Я понял, что эти слова обращены ко мне. Еще несколько секунд помедлив, я все-таки поднялся на ноги. В нижнем дальнем углу вагона стоял уже знакомый мне по парому и порту смуглый славянин с короткой неровной стрижкой. В правой руке он держал пистолет, а в левой – недоеденный бутерброд. Видно, мы испортили ему обед.
– Руки! – крикнул он мне, и я поднял руки, рассматривая его лежбище.
Было ясно, что мы путешествовали вместе с самого начала; в углу он вытоптал ровную площадку, размером с полку купе. Там, поверх брезента, лежало большое махровое полотенце синего цвета. В самом углу лежал его вещмешок и пакет с консервами и поломанным надвое лавашом.
– Когда состав тронется, – мрачно заговорил смуглый, – ты, – он ткнул пальцем в Петра, – поможешь своему приятелю перепрыгнуть туда! – И он кивнул на боковую стенку вагона. – А тебе я потом сам помогу.
Смуглый, не сводя с нас глаз, поднес недоеденный бутерброд ко рту, откусил.