Последние отзывы

  39  

Почти целый час потребовался им в это время дня, чтобы добраться в наемном экипаже от Пиккадилли до Бонд-стрит. Томас коротал время, подкрепляясь мясным пирогом, купленным у торговца возле гостиницы, так что, когда они с. Дули вошли в боксерский салон «Джентльмен Джонсон»и спросили сэра Ральфа Хервуда, он чувствовал себя вполне сытым, хотя и испытывал некоторую жажду.

— Джентльменов ждут наверху, — сказал им лакей в ливрее, кланяясь и указывая рукой на лестницу.

Дули оглянулся на лакея, прежде чем они с Томасом начали подниматься по лестнице, и заметил:

— Ерунда какая-то, Томми! Раскланивающиеся лакеи, массивные люстры, китайские обои. Это как-то смущает, да. А… вот это уже другое дело. Какое место — одни кулаки, готовые к драке. По-моему, я умер, и ангелы забрали меня к воротам рая.

Томас остановился на верху лестницы и с улыбкой кивнул. Перед ними была огромная комната, поделенная на огражденные канатами ринги и очерченные краской квадратные участки, посыпанные опилками. Опилки — это было хорошо. Это означало, что дерутся здесь всерьез, до крови. Томас почувствовал зуд в ладонях и сильное желание расквасить кому-нибудь нос в дружеской стычке.

Повсюду, куда бы он ни обращал взгляд, были мужчины — одни обнаженные для пояса, другие — в уличных костюмах с бокалами в руках. И те и другие пришли сюда, чтобы посвятить какое-то время — в качестве участников или болельщиков — этому мужскому спорту в его лондонской разновидности.

В Филадельфии это выглядело бы совсем по-другому. Там бои проходили на открытом воздухе и правила были не такими строгими. Но и там и здесь пролитая кровь была красной, а кулак был лучшим оружием. Так что разница, если разобраться, была не столь уж и велика.

В комнате было очень светло, так как две стены были почти целиком заняты высокими — от пола до потолка — окнами. Пылинки танцевали в солнечных лучах, лившихся в эти незанавешенные окна. Было шумно, воздух был пронизан запахом пота и опилок. И нигде не было видно ни одной леди. Собственно, так оно и должно было быть, поскольку женщины способны лишь испортить то, чего не понимают. Они бы плакали и падали в обморок, увидев хоть каплю крови. Хотя Маргарита, мелькнула у Томаса мысль, возможно, сумела бы оценить эту сцену.

Здесь не было никаких недомолвок, никаких тонких намеков, с которыми Томас столкнулся, бывая в обществе, к которым прибегал сам в общении с Маргаритой. Никакой лжи, никакого лицемерия. Только кулаки и челюсти… и похлопывание по спине и выпивка, когда все было кончено. Никаких обид, никаких сожалений. Это был мужской мир, мужское царство, и Томас сразу почувствовал себя в своей стихии.

— Вон сэр Ральф, — прервал его размышления Дули, показывая на группу мужчин, стоявших у одного из рингов. — С ним Мэпплтон и какой-то незнакомый мне тип. Вот кто настоящая смерть — не нужно даже за ней посылать.

Томас посмотрел туда, куда указывал палец Дули, и увидел Хервуда с Мэпплтоном, но сразу потерял к ним интерес и принялся разглядывать третьего мужчину, который что-то горячо говорил им, а они слушали с таким видом, словно он сообщал им нечто чрезвычайно важное. Мужчина был высок — на полголовы выше Хервуда, — с массивной квадратной челюстью, широким ртом с тонкими губами, длинным орлиным носом, темными глазами и густыми черными бровями. Седина на висках нисколько его не старила, а скорее придавала его лицу значительность. Весь облик этого человека, одетого во все черное, с белоснежным шейным платком, завязанным высоко на горле, говорил о скрытой силе.

Смерть? Нет, не смерть, решил Томас, улыбаясь одной стороной рта. Опасность.

— Будь добр, Пэдди, посмотри, который час, — спокойно сказал он. — Мы не нарушили этикет, явившись слишком рано?

Дули достал из кармана жилета большие часы и открыл их.

— Ну, может, минут на двадцать раньше, чем следовало бы, Томми. А почему ты спрашиваешь?

— Да так просто, хотя, как мне кажется, сэр Ральф и его друзья могли подумать, что мы, как это принято в обществе, опоздаем. Пойдем. Раз уж мы здесь, не будем заставлять нашего хозяина ждать.

Томас взял бокал с подноса, который нес проходивший мимо лакей. Маленький кривоногий человек сердито посмотрел на Томаса, но, осознав, как высоко ему пришлось задрать для этого голову, нервно улыбнулся и выпалил: «Спасибо, сэр», — прежде, чем тот успел кинуть ему монету.

Прижав обеими руками к груди свою трость, Томас проговорил, возвысив голос, так что его можно было услышать даже несмотря на царивший вокруг шум:

  39