7 
Хозяин и хозяйка дома уже покинули свой пост наверху лестницы, избавив тем самым Томаса от тяжкой необходимости вспоминать их имена и титулы и, в угоду светским традициям, рассыпаться в пустых комплиментах.
Удовольствовавшись вместо того бокалом вина, взятым с уставленного напитками подноса, который нес проходивший мимо лакей, Томас остановился в дверях и принялся внимательно рассматривать убранство зала и находившихся в нем людей.
Бальный зал, в котором было удушающе жарко, украшали оранжерейные цветы и розовые фиалки, причем в таком количестве, что выглядело это почти смехотворно. Заполнявшие зал гости принадлежали в большинстве своем к верхушке лондонского общества — обстоятельство, немало огорчившее Донована, по мнению которого благородные леди и джентльмены, входившие в этот избранный круг, настолько узкий, что все они состояли между собой чуть ли не в родственных отношениях, — в зависимости от возраста напоминали больше всего либо глупых хихикающих курочек и петушков, либо старых наседок с дряблой кожей и самодовольных петухов.
Томас грациозно двинулся вперед, когда мимо порхнула мисс Араминта Фробишер, опиравшаяся на руку джентльмена, облаченного в вечерний костюм с пуговицами, не уступающими по размеру столовым тарелкам. Он не удержался от улыбки, увидев, как милая Араминта подмигнула ему. Чудесная девушка Араминта! Всегда готова улизнуть в какой-нибудь темный укромный садик с мужчиной, вознамерившимся сорвать с ее губ несколько шаловливых поцелуев. Если его сегодняшняя добыча не появится в самое ближайшее время, подумал Томас, ему, возможно, стоит пересмотреть свое решение о раннем уходе и увести дорогую Араминту в словно специально предназначенные для подобных целей густые кусты, росшие, как ему уже было известно, сразу же за высокими застекленными дверями, находившимися в левой части бального зала.
Молодой денди — кавалер мисс Фробишер не удостоил Томаса даже кивка, поскольку, как истинный британец, не желал обращать внимания на выскочек из колоний. Вполне возможно, что он меня даже и не заметил, решил Томас. Что ж, выскочку из колоний это устраивало как нельзя больше, хотя, мелькнула у Томаса следующая мысль, этот изнеженный денди мог бы кое-чему научиться, если бы присмотрелся к моему костюму и манере держаться, поскольку молодой англичанин в своем наряде выглядел даже более странно, чем выглядела бы монахиня в платье из красной тафты.
Томас, не склонный к проявлениям ложной скромности, знал, что смотрится великолепно, стоя в небрежной позе у мраморной колонны, — высокий, широкоплечий, стройный, одетый в прекрасно скроенный темно-синий вечерний костюм, в каком не постыдился бы появиться и признанный законодатель мод красавчик Браммель. Зеркало сказало Томасу, что его бронзовая от загара кожа прекрасно гармонирует с его рыжевато-каштановыми выгоревшими на солнце волосами и не модными, но идущими ему усами, а также с ослепительно-белым небрежно завязанным шейным платком и такими же белоснежными манжетами с запонками, примерно на дюйм выступающими из-под рукавов костюма, которые привлекали внимание к его сильным рукам с длинными пальцами.
Рукам, которые в равной степени искусно могли писать редакционные статьи, сдавать карты, натягивать поводья, держать клинок и ласкать женщину.
Сейчас его голубые, цвета рассветного неба глаза, обрамленные длинными черными ресницами, с еле заметными морщинками у уголков, углублявшимися, когда он улыбался, созерцали заполненный гостями бальный зал с выражением радостного предвкушения, создавая впечатление, что их обладатель — простой хороший парень, думающий только о развлечениях.
Где же прячется этот сукин сын, спросил себя Томас, продолжая широко улыбаться и раскланиваться с проходившими мимо гостями. Он сказал, что будет здесь. Ну что я за пустоголовый балбес, поверил словам англичанина.
На минуту его внимание привлек неуклюжий краснолицый молодой лорд, который, наверное, видел в последний раз свои ноги, когда лакей приподнял их, чтобы втиснуть в черные лакированные вечерние туфли. Этот глупец всерьез пытался проделывать сложные па быстрого контрданса и выглядел при этом так же грациозно, как боров, копающийся в навозе. Болван! Добрая половина англичан, встреченных Томасом за две недели его пребывания в Англии, была пустоголовыми самовлюбленными идиотами, занятыми поисками удовольствий, а другая половина — пронырливыми, трусливыми, подхалимствующими интриганами, готовыми продать право первородства за несколько золотых монет. Не удивительно, что его соотечественники американцы, эти мужественные колонисты, до сих пор презираемые англичанами, смогли нанести им такое сокрушительное поражение в войне за независимость. Потребовалось лишь слегка кольнуть этих раздувшихся, как мочевой пузырь у свиньи, от гордости и сознания собственного мнимого превосходства островитян и потом наблюдать, как они улепетывают через океан к безопасности своих удушливых бальных залов и бухгалтерских контор.
7 
