— Я рад тебя видеть, — сказал я наконец.
— И я тебя, — она неловко протянула мне руку. Я пожал ее. — Ты совсем не изменился.
— Надеюсь, это неправда. Ты меня не видела полтора года.
— Неужели столько времени прошло?
— Да, — ответил я, разглядывая ее и замечая новое.
Красавица — в семнадцать она стала еще красивее, чем была в пятнадцать. Но этого следовало ожидать. Волосы яркого, солнечного оттенка свободно лежали по плечам. Она была стройна и одета со вкусом. Ярко-красная губная помада придавала ей экзотический вид. Интересно, где она ее покупает, — ребята, с которыми я работал на стройке, вечно жаловались, что не могут достать чулки или помаду для своих девушек. Это была редкая роскошь.
— Вот неудобно получилось, правда? — начала она после паузы, и я восхитился ее откровенностью.
— Да, есть такое дело.
— А тебе когда-нибудь хочется, чтобы земля разверзлась и проглотила тебя целиком?
— Иногда, — признался я. — Но в последнее время не так часто.
Она обдумала мои слова — возможно, не очень понимая, что я имел в виду. Я и сам не до конца понимал.
— Как живешь вообще? Выглядишь ты хорошо.
— Да помаленьку. А ты?
— Я работаю на фабрике, ты можешь в это поверить? — Она скорчила гримаску. — Ты мог вообразить, что я окончу свои дни фабричной работницей?
— Ты пока еще никак не окончила свои дни. Нам только по семнадцать лет.
— Там просто ужасно. Но я решила, что должна принести хоть какую-то пользу.
— Да, — согласился я.
— А ты? — осторожно спросила она. — Ты еще не…
— Завтра утром. Рано утром. Олдершот.
— О, я знаю нескольких ребят, которые там были. Они говорят, что там на самом деле не так уж и плохо.
— Еще немного — и я сам выясню, каково там, — сказал я, уже гадая, сколько протянется этот разговор. Слова давались мне с трудом и звучали фальшиво. Я подозревал, что нам обоим хотелось бы отбросить осторожность и говорить друг с другом искренне.
— Ты, наверное, приехал повидаться с родными?
— Да, решил, что неплохо будет увидеть их перед отъездом. В конце концов, может, это в последний раз.
— Тристан, не говори так. — Она протянула руку и коснулась моего предплечья. — А то сглазишь. Та к можно накликать беду.
— Извини. Я только хотел сказать, я решил, что это будет правильно — повидаться с ними. Ведь прошло уже… впрочем, я это уже говорил.
Она заметно смутилась.
— Может, присядем на минуту? — Она показала взглядом на скамью, я пожал плечами, и мы сели. — Я все собиралась тебе написать. Ну, не с самого начала. А потом. Когда поняла, как гадко мы все с тобой поступили.
— Ну ты-то уж точно не виновата.
— Нет, но и без меня не обошлось. Помнишь, как мы поцеловались? Под каштаном?
— Ясно, как вчера, — ответил я, слегка улыбаясь. Я чуть не засмеялся от воспоминания. — Мы были совсем дети.
— Может быть. — Она улыбнулась в ответ. — Но я была в тебя до смерти влюблена.
— Правда?
— Еще как. Я очень долго вообще ни о чем другом думать не могла.
Мне было очень странно слышать ее слова.
— Меня всегда удивляло, что из нас двоих ты предпочла меня.
— С какой стати? Ну да, он был очень милый, очень мне нравился, но я ходила с ним только потому, что ты меня отверг. Теперь кажется, что все это было ужасно глупо, правда? Та к банально. То, как мы себя вели. Но тогда все это казалось таким важным. Наверное, мы просто выросли.
— Да, — я все еще удивлялся и не понимал, как вообще можно предпочесть меня Питеру. — А Питер? Он еще…
— О нет. Он ушел месяцев восемь назад. Он во флоте, ты разве не слышал? Я иногда вижу его мать, и она мне рассказывает, что у него все хорошо. Да, тут теперь остались одни девушки. Ужас просто. Если бы ты не уехал, мог бы любую выбрать, только помани.
Я видел, что она мгновенно пожалела об этих словах, — стоило им вылететь, как она сильно покраснела и отвернулась, не зная, как спасти положение. Мне тоже стало неловко, и я отвел взгляд.
— Я должна спросить, — наконец отважилась она. — Вся эта история. С тобой и Питером. Это ведь не то, что все говорят, правда же?
— Ну… А что они говорят?
— Питер… ну, он мне кое-что рассказал. Что ты кое-что сделал. Я ему сразу ответила, что он спутал, что такого не может быть, но он настаивал, что…
— Он все правильно понял, — тихо произнес я.
— Ох. Ясно.
Я не знал, как объяснять, и даже не был уверен, что хочу или могу объяснить. Но вдруг, обуреваемый желанием высказаться, повернулся к ней: