— Стой! Ты убедила меня, Сабрина, я восхищаюсь тобой. Прости мое занудство и попытки разрушить твой замок.
Она бросила на него быстрый взгляд, потом отвернулась, чтобы вытереть пролитую воду.
— Но ты все равно не думаешь, что Дентон согласится на нормальную жизнь?
Гарт, скрестив руки, прислонился к холодильнику.
— Сабрина, Дентон когда-либо говорил тебе, что он считает, будто жить в свое удовольствие — тоже искусство?
— О, он говорил что-то в этом духе…
— Искусство, которое отнимает все силы, все внимание, требует планирования, как любая работа. Если ты нажмешь на него, он скажет, что у него такая работа. Мало кто из мужчин бросает свою работу ради семьи. Я не думаю, что Дентон к ним относится. Многие мужчины ставят интересы работы выше интересов семьи. Я думаю, Дентон — один из них.
В комнате стало тихо, слышен был только мягкий шорох тряпки, которой Сабрина вытирала раковину.
— Ты не прав.
— Хорошо, если я ошибаюсь.
Он повесил свои полотенца. Сабрина мрачно смотрела на него, ведь он высказал те самые мысли и сомнения, о которых она не могла рассказать Стефании. Эти мысли, как она думала, были надежно скрыты в ее душе. А теперь они были облечены в слова человеком, от которого она менее всего ожидала этого и который, казалось, никогда особенно не интересовался ею или Дентоном.
Гарт пошел в кладовку и выключил свет. Когда он вернулся, Сабрина спросила:
— Ты думаешь, он хотел бы измениться, но что-то ему мешает? Гарт кивнул.
— Ну, тогда что, по-твоему?
— Я бы назвал это страстью, привязанностью.
— О, ради Бога, Гарт. У Дентона нет привязанностей ни к чему.
Она затаила дыхание. Теперь она себя выдала.
— За исключением его удовольствий, — сказал Гарт. — Его образа жизни. Вот к чему у него тяга. И это его устраивает. Полагаю, он мог бы побороть это в себе, но он не будет. Дентон не показался мне человеком, который любит чего-либо добиваться.
— Это что, научная догадка?
— Более чем. — Голос Гарта стал жестче. — Я смотрел в его глаза. Существует много видов страстей и привязанностей, Сабрина, но в глазах Дентона то же самое выражение, которое я вижу каждый раз, когда смотрюсь в зеркало. Это я понял, как только увидел его. Странно, но я узнал родственную душу…
Сабрина услышала боль в его голосе, и она подумала о блеске в глазах Дентона, который старалась определить как энтузиазм. Она вертела обручальное колечко на пальце — кружочек бриллиантиков, ловящих свет и отбрасывающих его обратно вспышками разных цветов. — Спасибо тебе, — сказала она тихо и улыбнулась. — Я извиняюсь за то, что назвала тебя скучным и самодовольным. Ты не такой.
— Ты назвала меня строгим, что означает скучным и самодовольным?
Она снова улыбнулась:
— Я не могу вспомнить свои оскорбления. Я прошу прощения за мои недобрые слова. Ты не строгий, не скучный и не самодовольный…
— А ты не пустоголовая и не неквалифицированная. Они рассмеялись.
— Выключить свет?
— Я сам сделаю это, когда буду уходить. Спокойной ночи, Сабрина.
— Спокойной ночи, Гарт.
Она пошла из теплой кухни через темную столовую и гостиную на ощупь, обходя мебель. На лестнице Сабрина обернулась и посмотрела на освещенную кухню. Гарт стоял в дверном проеме, задумчиво наклонив голову. Затем он пошел к входной двери, положил руку на выключатель, и, когда свет погас, Сабрина медленно пошла по лестнице, чтобы лечь спать.
В магазине, пустом до голых стен, Сабрина оставила открытой дверь, чтобы плотники могли вносить свои грохочущие доски. Ее жизнь стала такой же пустой, как это помещение, которое она арендовала… «Я заполню и дом и свою жизнь одновременно», — подумала она, улыбнувшись этой мысли. Все будет новым и свежим, и в магазине и в ее жизни, раз она потерпела неудачу с Дентоном.
В задней части магазина, где плотники устанавливали помост, Лаура изучала чертежи. Сабрина стояла у входной двери, глядя, как дождь хлещет по крышам высоких черных такси, заполнивших собой Бромптон-роуд. «Три года. Все это у нас с ним осталось в прошлом. А потом мне понадобился еще год, чтобы понять, что больше ничего такого же не будет».
— Миледи. — Голос плотника эхом отразился от стен. Когда Сабрина подошла к нему, он начертил мелом линию на пыльном полу. — Здесь вы хотели бы иметь дверь?
— Прекрасно, — согласилась она и печально улыбнулась матери. — Я себя чувствую самозванкой, теперь у меня нет титула.