«Я люблю вас, Морган».
Дура! Дура! Неужели она так ничему и не научится?
Он не любил ее. То, что он сделал, не имело ничего общего с любовью, с нежностью. Он назвал это частью ее образования и отвернулся, сжав голову ладонями и прерывисто дыша. Словно все это вызвало у него тошноту. Часть ее образования — ни больше, ни меньше. Демонстрация того, чего она не должна допускать во взаимоотношениях с мужчинами.
Но это было еще не самое худшее. Каролина как-то сказала ему, что никогда и никому не позволит совершить с ней грязное дело, и он сделал все это, чтобы доказать ей, насколько она беспомощна. Морган сделал это, чтобы показать ей, что любовь мужчин и женщин из общества — это нечто иное, нежели то, чем занимались обитатели Вудвера, нечто лучшее и поэтому более опасное.
Он был прав: его способ заниматься с ней любовью был более опасным, чем тот, к которому прибегал Боксер, который просто опрокинул бы ее, как ту бедную, растерянную девушку в Вудвере. Уж лучше быть изнасилованной подонком. Морган был неправ, когда сказал ей, что цивилизованные люди возвысили занятия любовью.
В жизни она не чувствовала себя более запачканной.
— … И поэтому Лоуренс разрешил ему пройтись со мной по Большой Аллее, а сам остался поболтать с друзьями.
Каролина потрясла головой, пытаясь забыть о том, как выглядел Морган, когда она позволила ему помочь ей слезть с лошади на конюшне, как он отвернулся с выражением муки на лице, словно урок вызвал у него брезгливость и отвращение. Тетя Летиция не переставала говорить, а она не слышала.
— Неужели, тетя Летиция? — сказала Каролина, когда ее собеседница на секунду замолчала. — Вы отправились на прогулку по Большой Аллее с… гм, с…
— С Робертом, моя дорогая. Обрати на это особое внимание, поскольку я решила, что ты должна знать, что делать, чтобы избежать подводных камней, на один из которых наткнулась я. Несколько минут мы шли рука об руку, любуясь пейзажем и кивая знакомым. Роберт был очень красив, и я гордилась тем, что иду рядом с ним; я даже проявила некоторое высокомерие, когда нам встретилась Люсиль Хаммонд, которая шла со своей матерью. Она побледнела от зависти, когда увидела нас с Робертом. Глупая девчонка! Если бы она только знала, какой опасности избежала!
Теперь Каролина слушала с неослабевающим вниманием, ибо тетя Летиция — вопреки тому, о чем свидетельствовал цвет ее волос, — казалась сегодня необыкновенно здравомыслящей.
— Продолжайте, тетя, — проговорила Каролина, взяв ее за руку.
— Рядом была другая аллея. Аллея Любовников, так ее называли, а некоторые даже говорили «Темная Аллея». Когда Роберт повел меня по ней, я была уверена, что он преследует самую невинную цель, поскольку мне было известно, что джентльмены на этой аллее требуют поцелуя. Но оказалось, что у Роберта были совсем другие намерения, в чем я и убедилась, когда мы отошли подальше и скрылись от посторонних глаз. Я нервничала, предвкушая необычное и сгорая от любви.
— Тетя Летиция, можете не продолжать, — мягко проговорила Каролина. — Думаю, мне известно, что произошло потом.
Летиция улыбнулась:
— Правда? Чудесно, Дульцинея. Мне действительно не хочется говорить об этом. Его руки, его губы, его… Ладно, как ты уже сказала, у нас нет необходимости говорить об этом, не так ли? Достаточно сказать, что Лоуренс был вне себя, когда узнал, что у меня будет ребенок.
Каролина вскинула голову, широко раскрыв зеленые глаза.
— У вас… ребенок? Ах, тетя Летиция, я не знала.
Летиция потрепала Каролину по горячей щеке:
— Откуда тебе знать, моя девочка? Но я определенно увеличивалась в размерах. Это означает, что я была беременна, — говорю на тот случай, если ты никогда не слышала такого термина. Лоуренс — этот инфернальный человек — даже не стал спрашивать, как я дошла до такого состояния, испугавшись, что ему придется защищать мою честь. Ну уж нет. Почему он должен рисковать своей драгоценной кровью из-за того, что я запятнала свою честь? Гораздо легче было упрятать меня в поместье и держать там взаперти, пока я через несколько месяцев не избавилась от этого позора.
Я слышала, он был чудесным мальчиком, мой сынишка. Я никогда его не видела, знаешь ли. Лоуренс распорядился, чтобы его забрали сразу после родов, сказав, что не собирается позориться и воспитывать моего ублюдка на глазах у всего мира. И я… в общем, я еще не оправилась после родов. Я горько плакала месяц за месяцем, пока наконец не смирилась с решением Лоуренса. Знаешь ли. Дульцинея, он хотел сделать как лучше. И в один прекрасный день я проснулась счастливой. Накануне я читала своего любимого Сервантеса о героическом Дон Кихоте. Я была Дон Кихотом — я сразу узнала себя в нем. Единственное, чего мне недоставало, — это верного Санчо, лошади — и призвания!