Морган вежливо поклонился:
— Я с удовольствием это сделаю, леди Уотерстоун.
Мутные глаза леди Уотерстоун сузились, она продолжала смотреть на Ферди.
— И он выступит, не правда ли? Перси, этот негодник, в прошлом сезоне привез мне обезьянку и поклялся, что животное умеет петь, но ничего путного из этого не вышло. Это грязное животное не издало ни единого звука; мало того, оно взобралось по шторам к потолку — и не спускалось целых два дня. После этого я неделю не могла пользоваться своей музыкальной комнатой, поскольку ее, как вы понимаете, пришлось окуривать для дезинфекции. А ваше существо дрессированное?
Не испачкает ли Ферди ее прекрасные ковры — вот что хотела узнать леди Уотерстоун. Она ничего не поняла в его стихотворении. Сердце Ферди упало. Каким он был дураком! Морган совершенно прав. Эти люди ничуть не лучше его проклятого отца, который, глядя на него, видел свои грехи, а не своего сына. Эти люди ничуть не лучше Боксера или любого из идиотов в Вудвере. Только одеты лучше.
— Фредерик — человек, леди Уотерстоун, он умен и талантлив. Не думаю, что он разочарует ваших гостей.
Ферди поднял голову и посмотрел на виконта, защищавшего его с такой страстью. Он хотел пронзить взглядом этого человека, понять, что скрывается за его красивым лицом, что делается в его сердце.
— Да-да, Ричард, безусловно, вы правы, — пролепетала леди Уотерстоун, раскрыв свой веер и начав быстро обмахиваться им, так что ветерок пошевелил волосы Ферди. — Когда распространится слух о том, что сам Единорог заступился за этого парня, весь высший свет будет сгорать от нетерпения увидеть его! Вы ведь тоже придете на мой вечер, Ричард, не так ли? И приведите, пожалуйста, свою дорогую маму. Клянусь, прошла целая вечность с тех пор, как я в последний раз видела Фредерику. Ну, мне пора. Я ведь здесь с Арабеллой — моей младшенькой — и должна следить за тем, чтобы она не провела вечер впустую, любезничая с каким-нибудь нищим.
Ричард и Морган поклонились, и леди Уотерстоун уплыла в облаке французских духов и английского пота. Ферди вопросительно посмотрел на Моргана.
— Кажется, ваша светлость, вы собирались кого-то представить? — подсказал он своему господину, заметив, что на Моргана, как и на него самого, защита виконтом пажа произвела сильное впечатление.
— Ах, Дикон, — проговорил Морган с такой искренней улыбкой, что Ферди не усомнился в ее фальшивости, — надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я держу рядом с собой Фредерика? Он не только хорошо мне служит благодаря своей мудрости, но и напоминает мне о моих обязанностях. Я действительно собирался тебя кое-кому представить. А именно воспитаннице моего отца, мисс Каролине Уилбер. Эта мысль пришла мне в голову, как только я тебя увидел; она осенила меня, как вдохновение! Не можешь ли ты оказать мне любезность: испроси у Салли Джерси разрешения пригласить на танец этого милого ребенка. Я боюсь, что если она и дальше будет сидеть одна, то увянет, как цветок.
ГЛАВА 15
И я насвистывал, чтоб не поддаться страху.
Каролина никогда в жизни еще так не боялась.
Ни когда была ребенком пяти лет и, споткнувшись, опрокинула миску с жидкой кашей на юбку вспыльчивой воспитательницы. Ни когда ей было семнадцать, и один из служащих Вудвера попросил помочь ему управиться с пациентом, а сам затолкал ее в угол коридора и уже начал расстегивать пуговицы на своих бриджах. Ни даже в тот ужасный день, когда она в том же Вудвере по глупости залезла в бельевой шкаф, а тяжелая дверь захлопнулась за ней, и она оказалась запертой в маленькой каморке без окон.
Она тряхнула головой и поправила себя. Конечно, сейчас ей, не так страшно, как тогда, в бельевом шкафу.
Но это не означало, что ей не было страшно теперь, когда она сидела возле слегка подвыпившей мисс Твиттингдон, а Морган — поскорее бы черт забрал его — куда-то удалился в обществе Ферди, словно она для него не существовала.
Как мог он привести ее сюда, усадить на этот ужасный стул с твердой прямой спинкой — и бросить на произвол судьбы?! Ей оставалось только улыбаться проходившим мимо гостям, как будто она была круглой идиоткой, не понимавшей, что на нее смотрят, о ней шушукаются, что ее жалеют! Она видела жалость на их лицах; ее жалели эти раскрашенные старые девы, эти свежие юные красавицы, эти накрахмаленные, самодовольные денди, эти толстопузые, рыгающие старички.