130 
У нас по недоразумению считают западником Петра Первого на том лишь основании, что он учился у Запада. А то, что эти уроки нужны именно для войны с Западом, для вырывания у Швеции приморского куска, для окончательного подавления вольностей Малороссии — про это знать необязательно. Позвольте, так какой же Петр западник — если он как раз с Западом воевал? Вот Ленин, например, с Западом помирился — заключил Брестский мир. А Петр — воевал. Как так? Непонятно. Именно с Петра началось подлинное закабаление Малороссии — в нарушение всех бывших при объединении договоренностей. То, что именно с Петра Первого принцип престолонаследия в России был разрушен, и произвол в выборе преемника стал принципом русской монархии — про это мы знать не хотим. Однако именно Петр законом от 5 февраля 1722 года отменил прежний порядок соборного собрания, заменив его личным усмотрением царствующего монарха. Никогда, «ни в какой стране верховная власть не проходила по такой ломаной линии», — говорит Ключевский, — и в дальнейшем наши просвещеннейшие монархи «достигали власти не по какому-либо порядку, установленному законом и обычаем, но случайно, путем дворцового переворота или придворной интриги». Надо обладать поистине титаническим воображением, чтобы в произволе, навязанном преобразователем, усмотреть западный тип либерального порядка. Это безусловно был порядок — но порядок, присущий нашей земле, тот самый порядок, что сегодня возродился в институте преемников. И если это время считать временем зарождения подлинной российской цивилизации — то наша цивилизация получила самое отвратительное воспитание. «Зерна российской цивилизации согрелись и взошли в грязи регентства», — сказал однажды де Местр, а сегодня мы вправе добавить, что зерна российской рыночной демократии согрелись и взошли в грязи разбоя и холуйства. И привычка благодарить правителей за даденную свободу — холуйская привычка, поскольку свобода принадлежит человеку по праву рождения, и благодарить за нее зазорно. Нет оснований умиляться просвещенности монарха — на это может подвигнуть только вековая рабская привычка смотреть снизу вверх. А никто из российских владетельных хамов не заслужил такого взгляда.
То, что просвещенная Екатерина ввела на Украине крепостное право, то, что при ее просветительном правлении случилось восстание доведенных до крайности рабов, — про это знать не хотим. Мы видим в царице — подругу энциклопедистов, мы верим в наше начальство, обуянное западными настроениями, верим в либеральную русскую власть. Немец — управляющий «крещеными медведями» (выражение Бисмарка) это ведь хорошо, думает всякий западник. Немец принесет порядок, а вместе с порядком и гражданские свободы прихватит, — и верим мы в это дикой, детской верой, вопреки историческим фактам, вопреки здравому смыслу. Откуда бы взяться в алчных немецких князьках свободолюбию? Что кроме упорства и последовательности в закрепощении принесли они в русскую власть?
А власть русская ведет себя всегда одинаково: придерживает национализм про запас, пока цены на нефть хороши, пока не переняли еще корабельного дела у Запада, не отлили новые пушки. И что бы ни строили на этой земле, какую бы социальную модель ни перенимали — в основе русского варианта всегда будет лежать один и тот же принцип — крепостничество. А прогресс этому принципу нисколько не противоречит, как выясняется.
Так, в целях прогресса вводили крепостное западничество, затем крепостное просвещение, крепостной коммунизм — а сегодня построили крепостной капитализм (или, как его застенчиво именуют, «демократическое общество с рыночным хозяйством»).
«Рабство существует в России потому, что оно необходимо, и потому, что император не может без рабства», — сказал ехидный французский католик, учитель Чаадаева. Значительно хуже то, что без рабства не может не только русский император, но и русский интеллигент-правозащитник. Условия, в которых этот интеллигент сможет обратиться на Запад, будут созданы царем лишь тогда, когда он в достаточной степени колонизирует свой народ, когда насупит на шею рабу полновесной стопой. Вот когда сложатся новые правила холуйства, тогда и можно будет заняться просвещением. Впрочем, не интеллигент, и даже не сам царь получает всю полноту власти в России, меняющей вооружение, проходящей процесс переоборудования.
Если кому-то подлинная полнота власти и достается при крепостном порядке западничества — то гвардии. Великий итог русских преобразований — символическая смерть Петра Первого! Петр слабеющей рукой вывел слова «Отдайте все…», а кому — не написал, помер. И при разрушенном институте наследия, при полном хаосе преемников и претендентов, богачей и нуворишей — реальная власть закономерно перешла к гвардии, устроившей за тридцать лет семь переворотов.
130 
