Глава 31

Поезд приближался к Москве. Позади оставались сотни километров, два десятка выступлений в честь Великой Победы. Позади оставалась война.

Пыхтел паровоз, тянувший за собой всего лишь три вагона. Въезд в Москву из тыла без особого разрешения был еще запрещен, и, может быть, поэтому в одном из трех вагонов находилось всего лишь два пассажира: Марк Иванов и Парлахов. Ехал в этом вагоне, конечно, и попугай. Вагон был постройки начала тридцатых, купейный. Все было хорошо, только не было проводника, и за кипятком приходилось ходить в соседний вагон, где трое военных перевозили в Москву чье-то тело.

Вернувшись в очередной раз из соседнего вагона с полным чайником кипятка, Марк опустился на свою полку и задумчиво вздохнул.

— Я тоже как-то раз влюбился… — признался он Парлахову, продолжая начатый еще три дня назад разговор. — Может, я и сейчас влюблен… Она такая красивая. Работала раздатчицей в столовой Московского водопровода. Надо будет пойти туда, когда приедем…

— Счастливый ты человек, Марк! — сказал Парлахов. — Может, ты еще женишься на ней… А я, наверно, никогда не женюсь…

— Почему?

— Подписку давал, когда шел работать в ЦК. Можно, конечно, писать рапорт, чтобы разрешили, но как-то неудобно… Сейчас в стране столько работы будет, а я свои личные дела, скажут, ставлю выше государственных… Не знаю…

На вокзале комендант проверил документы у прибывших и отпустил их в город. Спасибо инструктору Урлухову из ЦК — вовремя он все организовал. Перед тем, как попрощаться, Марк и Парлахов обменялись телефонами. Парлахов пообещал позвонить на днях и пригласить Марка с Кузьмою в гости, все-таки всю войну вместе прошли.

От вокзала Марк шел пешком. Он видел, как Парлахова забрала машина, но в обиде не был — жил он недалеко, полчасика пешком — и дома.

На улицах, заполненных пешеходами, слышался немецкий говор. Марк, каждый раз услышал иностранное слово, озирался испуганно. Открыв ключом дверь в свою квартиру, он чрезвычайно обрадовался, найдя все в целости и сохранности, но под довольно толстым слоем пыли. В квартире было сумрачно из-за несколько лет не мытых окон. Оставив клетку с Кузьмой на столе в кухне, Марк наполнил таз водой — из кранов шла только холодная, но ведь шла! — взял тряпку и направился первым делом в комнату мыть окна.

Потом он вытер пыль и уселся в кресло. Окна были открыты, и спертый дух закрытого помещения выветривался быстро.

На улице перекрикивались по-немецки.

Потом сверху, с неба, донеслось рокотание низко летящего самолета.

Что-то подсказывало Марку, что послевоенная жизнь будет отличаться от довоенной.

Некоторое время спустя он набрал телефон Урлухова.

— Алло? Урлухов слушает! — прозвенел на другом конце провода такой знакомый голос. — Говорите!

— Добрый день… Это Марк Иванов звонит…

— А-а! С приездом! Как Кузьма?

— В порядке… Мы только сегодня приехали… Спасибо за помощь!

— Как у Кузьмы после ранения? Как крылышко?

— Хорошо все… Я за ним ухаживаю… Вы знаете, товарищ Урлухов, я только что в квартиру вернулся, то есть мы с Кузьмой… Тут нечего есть, а я не знаю как теперь…

— А-а, вот вы о чем, товарищ Иванов. Не беспокойтесь, я вам кое-что пришлю с шофером, в смысле пришлю, что найдем на первый день, и карточки пришлю на хлеб и на другое… на двоих, конечно…

— Спасибо огромное, товарищ Урлухов. Большое спасибо!

— Вы немножко отдохните, скоро важный концерт с вашим участием, но я об этом вам еще сообщу. А пока отдыхайте и если что — звоните!

  103