А собака все выла и выла, и городское эхо помогало ей.
Добрынин посмотрел вверх, на небо. Там были звезды и луна. Такие же звезды, какие светили по ночам с неба, раскинувшегося над Крошкино. И точно такая же луна там, на небе, висела.
Вскоре прозвучал выстрел, и вой затих. Добрынин испуганно поднялся, посмотрел по сторонам. Какой-то еще звук доносился из недр городка. Это ездила по темным безлюдным улицам патрульная машина.
На следующий день Добрынину и Ваплахову работалось легко и приятно. Они между делом несколько раз вспомнили милую девушку Таню, а потом народный контролер поделился с помощником планами послать одну шинель товарищу Тверину.
— Да, в Москве зимы суровые, — кивнул на это Ваплахов и слегка побледнел, вспомнив столицу.
— Только давай в один карман положим папиросы, — продолжал Добрынин, — а во второй — пачку печенья «На посту». Он это печенье любит.
— А где его взять?
— Ага! — усмехнулся Добрынин. — Я еще в Соликамске купил, в буфете.
За обедом он поговорил с товарищем Сазоновой — аккуратной до строгости старушкой, работавшей раньше директором местной школы. Идею она поддержала, особенно когда услышала, что в Кремле плохо топят зимой и у товарища Тверина шинель слишком большого размера.
— Только обязательно напишите там обратный адрес наших мастерских, — сказала она.
Вечером, выбрав шинель подобротнее, Ваплахов и Добрынин зашили в ее карманы папиросы и пачку печенья, потом связали ее плотно, запаковали в серую бумагу и написали на пакете: «Москва, Кремль, товарищу Тверину». Потом внизу, под адресом, провели черту и поставили обратный адрес шинельных мастерских.
Старичок-приемщик на почте крутил носом, пока ему не подсунули под самые толстолинзные очки обозначенный на пакете адрес.
Прочитав, он встрепенулся, стал извиняться и тут же засел за телефон, чтобы выяснить, как можно побыстрее эту посылку в Москву отправить.
— Вы идите, — проговорил он мимо трубки Добрынину и Ваплахову. — Вам завтра на работу, а я все сделаю… Обещаю!
Счастливые, урку-емец и Добрынин вернулись в свой домик.
Добрынин, вместе со счастьем ощутивший внезапно сильный прилив усталости, разулся и лег на свою кровать. Лег на спину и тут же захрапел.
Ваплахов пронаблюдал это, словно какое-то чудо. Подошел на цыпочках к своей кровати. Разделся и, придерживая руками край сетки под матрацом — чтоб не дребезжала, тоже лег.
Он и не знал, ложась, что через несколько минут увидит замечательный сон про товарища Тверина.
Ночью, когда Добрынин и Ваплахов крепко спали, раздался негромкий, но настойчивый стук в окно.
Добрынин поднялся, потер глаза, зажег свечу и, выйдя в коридор, открыл дверь на улицу.
Перед ним стояли двое военных: солдат и офицер. Их лица были знакомы народному контролеру. Но голова после резкого пробуждения гудела, и соображать ему было трудновато.
Младший лейтенант, глядя на припухшего со сна Добрынина, улыбался.
— Вы извините, что разбудили, — проговорил он. — Просто хотелось поделиться радостью… Полчаса назад пришло сообщение о победе…
— О победе? — переспросил Добрынин удивленно. Значит, мы победили!..
Улыбка появилась на его заспанном лице.
— Неплохо было бы отметить… — снова заговорил офицер.
И он поиграл зеленой флягой, которую держал в правой руке. Во фляге, переливаясь, забулькала жидкость.
Минут через десять они уже сидели за столом вместе с разбуженным Ваплаховым. Кроме фляги спирта военные принесли полбуханки хлеба.
Посередине стола горела свеча, и отражение ее огонька в оконном стекле как бы добавляло освещения.
Разлили спирт по кружкам, нарезали хлеба, Добрынин добавил в солонку соли.
— Ну, за победу! — сказал младший лейтенант. Выпили. Заели хлебом с солью.
— Теперь начнется совсем другая жизнь, да, Солдаткин? — младший лейтенант посмотрел на своего солдата-шофера.
— Так точно, — ответил солдат.
— Вернешься домой, женишься, нарожает тебе жена кучу детей, и никакой больше войны, один созидательный труд, да? — все еще глядя на Солдаткина, спросил офицер.
— Так точно, — ответил тот.
— А у вас есть дети? — офицер перевел взгляд на Добрынина.
— Есть, — народный контролер кивнул. — Двое… нет, трое теперь… Дарьюшка, Петька и Григорий.
— За их счастливое будущее! — снова подняв кружку, сказал офицер. Выпили.
— А у вас есть дети? — пожевав хлеба, офицер обратился к Ваплахову.