Особенно,... 
69 
Солнечным летним днем старший конюх и наше с Джеком начальство — мистер Дэвис — пришел посмотреть, как мы чистим стойла. Угрюмый человек средних лет, бо́льшую часть времени, как мне казалось, он либо заказывал припасы, либо сидел на кухне; он редко снисходил до разговоров с нами. Фактически он позволил Джеку самостоятельно управляться с конюшней и, хотя сохранял за собой общий надзор, все решения принимал Джек. Его пренебрежение ко всем домочадцам было очевидным, хотя сам он был наемным работником. Мистер Дэвис избегал разговоров с нами, а если заговаривал, то лишь для того, чтобы указать на наши промахи. Как–то раз на кухне случился пожар и загубил обед — так он долго крутился возле нас и в конце концов выдал фразу: «Уж пожар–то, по крайней мере, не я устроил», — будто меня или Джека это хоть сколько–нибудь волновало. Для человека, желавшего казаться выше нас, его слишком уж заботило, что мы должны считать его сведущим руководителем — такое определение едва ли можно было к нему применить. Тем удивительнее было, когда он подошел к нам в тот день и сказал, чтобы мы опустили на минутку вилы, ибо он должен сказать нам нечто важное.
— На следующей неделе, — начал он, — сюда на несколько дней с друзьями приедет сын сэра Альфреда. Они намерены поохотиться, так что вам придется заботиться о лишних лошадях. Он ясно дал понять, что желает, чтобы они выглядели лучше некуда, так что вы должны работать с большим усердием.
— А лучше уже некуда, — заявил Джек. — Так что не просите нас о большем, все и так идет как надо. Если вам не нравится, как мы работаем, можете сами попробовать.
— Но все равно придется работать допоздна, чтобы и другие лошади были под надлежащим призором, не так ли, Джек? — язвительно сказал мистер Дэвис, скаля в ухмылке свои гнилые зубы. — Вы ведь знаете, какой он требовательный, особенно если приезжает с друзьями. И в конце концов, он хозяин. Он платит вам жалование.
И вам, подумал я. Джек проворчал и покачал головой, точно само слово «хозяин» его оскорбило.
— Который из них? — спросил он. — Дэвид или Альфред?
— Ни тот и ни другой, — ответил мистер Дэвис. — Младший, Нат. Кажется, это его двадцать первый день рождения или что–то в этом роде, и в честь этого события устраивают охоту.
Джек выругался сквозь зубы и яростно пнул камень:
— Уж я–то знаю, что бы я подарил ему на день рождения, — пробормотал он, но мистер Дэвис не обратил внимания.
— Позже я вам дам расписание на следующую неделю, — сказал он. — И не волнуйтесь, вам немножко доплатят за сверхурочные часы. Так что никаких посиделок допоздна, ясно? Вы нам нужны бодренькие.
Когда он ушел, я лишь пожал плечами. Я ничего не имел против. Работа мне нравилась, как по душе было и то, что от физических упражнений мое тело окрепло. Руки и грудь немного раздались, мистер и миссис Амбертон отметили, что я становлюсь привлекательным молодым человеком. Я уже не тот мальчик, что приехал сюда несколько месяцев назад, — я не раз замечал, как кокетливо поглядывают на меня деревенские девушки. Да и пара лишних фунтов в кошельке не помешают. Впервые я почувствовал себя взрослым, и ощущение это мне нравилось. Мне повезло, что я повзрослел, поскольку ребяческое поведение не помогло бы мне пережить первую встречу с Натом Пеписом.
Глава 14
ТЕРРОР
1793 год стал поворотной точкой в моей жизни — примерно в то время я понял, что перестал физически стареть. Я не могу точно определить дату или событие, повлиявшее на это, я даже не уверен, что это случилось в 1793 году, просто знаю, что где–то в то время естественная склонность моего тела к дряхлению впала в спячку. Помимо этого, именно в 1793–м я пережил один из самых кошмарных моментов своей жизни — память о нем столь ужасна, что я до сих пор страдаю, вспоминая, чем закончился тот год. Но, каким бы невыносимым он ни был, этот год остался одним из самых памятных в моей жизни.
В 1793 году мне исполнилось 50 лет и, за исключением пары нелепых причуд моды того времени —например, маленького хвоста, в который убирались на затылке волосы, или несуразно изысканной одежды — нет большой разницы между тем, каким я был тогда, и тем, каким я стал сейчас, 206 лет спустя. Мой рост — шесть футов и полдюйма — не уменьшился, поскольку я не усыхаю, как это обычно происходит с моими ровесниками, вес, колеблющийся между 190 и 220 фунтами, остановился на вполне приятных двухсот пяти, кожа сопротивляется провисанию и морщинам, волосы слегка истончились и чуть подернулись сединой, что придало мне солидности; такое состояние лишь радовало меня. В общем я превратился в привлекательного мужчину средних лет, каким и остаюсь по сей день. В 1793 году, на пике Французской революции, началось то, что превратило меня в похитителя вечности.
69 
