Энджи решительно поднялась.
– Поехали домой!
– Тебе плохо? – ахнула Мишель.
Джада молча встала и обняла Энджи.
– По-моему, ей как раз хорошо. – Она посмотрела подруге в глаза: – Ты уверена?
Энджи кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Мишель медленно выпрямилась.
– Ты хочешь ребенка?! – выдохнула она в восторге и затараторила шепотом: – Боже мой! О боже мой! Слушай-ка, с вещами проблем не будет: у меня все осталось от Дженны и Фрэнки. Ты только скажи – я всегда смогу посидеть с маленьким, если тебе надо будет по делам.
– Слушай-ка, – передразнила ее Джада, – а не обсудить ли нам эти вопросы в другом месте? Более подходящем? – Она вновь остановила взгляд на Энджи: – Ты уверена, что делаешь это не из-за чувства вины? Потому что стыдиться тут нечего. Стыдиться надо тому, кто бросает ребенка, которого привел в этот мир.
Энджи покачала головой. Ей было страшно представить себе жизнь матери-одиночки, но еще страшнее представить жизнь без малыша. Пусть на память от Рэйда останется не только разбитое сердце, но и этот дар любви. Она будет хорошей мамой, теперь Энджи это точно знала. Ну а деньги, няни и прочее… утрясется как-нибудь. Жизнь подскажет, друзья помогут.
– Поехали! – повторила Энджи, подхватила сумочку и в сопровождении подруг, на ходу натягивающих пальто, зашагала мимо стойки регистратуры к выходу.
Она как раз взялась за ручку двери, когда из глубин святая святых – или, скорее, чистилища – появилась сестра в накрахмаленном белоснежном халате.
– Ромаззано! – выкрикнула она. Энджи не отозвалась.
ГЛАВА 40
Джада здорово опаздывала на работу. Ей удалось отыскать все необходимое, несмотря на то что нижнее белье, туфли, блузка, косметичка и дезодорант были распиханы по разным коробкам. Недоставало единственной, но немаловажной детали – колготок, отчего и случился цейтнот. Джада в отчаянии металась по комнате, соображая, то ли вывалить все барахло из коробок, то ли стянуть пару колготок у Энджи.
Ну уж нет, так не пойдет! Мало тебе квартиры – желаешь еще и бельишком ее попользоваться? Срам какой! Колготок твоего цвета у нее в любом случае нет. К тому же росту в Энджи дюймов на пять меньше. Хороша же ты будешь, ковыляя по банку с резинкой на коленях, как стреноженная кобыла!
«Колготки – определенно изобретение мужчины, – решила Джада. – Или дьявола, что, впрочем, одно и то же».
Через десять минут лихорадочных поисков Джада вынуждена была натянуть свою единственную пару – свидетельницу катастрофы в суде, со стрелкой сзади от лодыжки до колена. Черт с ними, выхода-то нет! Она сунула ноги в лодочки и вылетела за дверь, заранее достав из кармана ключи от «Вольво».
Говорят, «мой дом – моя крепость». У Джады вышло иначе – «моя машина – мой дом родной». В половине пятого свидание с детьми, а ее уже сейчас тошнит от необходимости провести его в машине или в очередной чертовой забегаловке. Как растолковать им решение суда? Не хотелось бы настраивать детей против отца, но выглядеть предательницей в их глазах и вовсе не хочется, а если не объяснить, что это дорогой папочка устроил им такую жизнь, то они будут считать мать не иначе как предательницей. Джада вздохнула. Случаются минуты, когда проще застрелиться, чем сделать выбор. Еще лучше – пристрелить Клинтона и забыть о нем как о ночном кошмаре.
Двигаясь в плотном потоке машин, Джада смаковала кровожадную идею. Допустим, она убьет Клинтона и сядет в тюрьму. С кем останутся дети? А если нанять киллера? Ей вспомнился старый фильма Хичкока, где психопат эдак небрежно, между прочим, предлагает первому встречному перестрелять жен друг друга. Ни одного из них не заподозрят, поскольку не обнаружат ни связи, ни мотивов. Стоит подумать – не предложить ли Энджи разделаться с ее бостонским мерзавцем в обмен на убийство Клинтона? Хотя нет… Живут-то они теперь в одной квартире, а значит, совпадение будет слишком очевидным.
«Что за безумные мысли? Господи, прости меня, грешную!» Джада зашептала молитву и впервые в жизни не смогла закончить. Подставь вторую щеку… Да ее уже исхлестали по щекам так, что живого места не осталось. Что бы еще такое утешительное вспомнить из Библии? Мне отмщение и аз воздам… Угу. А что тем временем делать ей? Смиренно склонить голову? Смирение, возможно, и добродетель, но пока мамочка будет давить в себе ропот, дети вдоволь натерпятся горя. Не оставь моих детей, господи! Дай мне силы выстоять ради них!