В детстве у Мишель не было дома. Мама-официантка приносила с работы готовые ужины и упаковки пива, а отец вечно разрабатывал грандиозные проекты, каждый из которых заканчивался крахом, но требовал тем не менее многочасовых визитов в бары.
Мишель вздрогнула, словно кто-то прошелся по ее могиле. По логике жизни, счастье ей не светило, разве что в качестве компенсации за трудное начало. Родилась она в Бронксе – всего милях в двадцати-тридцати отсюда, но при этом в совершенно ином мире. Мать ее была ирландкой, уроженкой графства Корка, отец – из американо-ирландской семьи. Сын пожарника, он и сам пошел по той же части, но однажды явился на работу в той стадии, когда море по колено и огонь нипочем, нырнул в горящий дом и пропал навсегда под шестью этажами завалов.
Мишель не слишком страдала без шумного и грозного отца. Но, будучи единственным ребенком – большая редкость в ирландских семьях, – после его смерти она осталась наедине с беспомощной, к тому же немедленно впавшей в депрессию матерью. А когда бабушка Мишель заболела, Шейла отправилась в Ирландию помогать, оставив дочь в тоскливом обществе родителей мужа. Месяц для ребенка – немыслимо долгий срок; полгода – и вовсе вечность. Шейла исчезла на два года, и этого времени ее дочери хватило с головой, чтобы пропитаться одиночеством и поверить в предательство матери. Тогда-то Мишель и решила, что нет на свете ничего важнее любви к мужу и детям. Тогда-то и поклялась, что ни за что не превратится в Шейлу.
Доведись ей сейчас снова пережить свое грустное, трудное детство, она сделала бы это не задумываясь, лишь бы жребий опять подарил ей Фрэнка Руссо в качестве мужа, двоих детей, чудного пса и дом в чистом, уютном уголке графства Уэстчестер, где царят тишина, спокойствие, благополучие. Сытная и здоровая пища, свежее постельное белье, одежда, аккуратно разложенная по полочкам в шкафах. Засаженный цветами сад и две великолепные, надежные машины.
Первые годы замужества Мишель все следила за каждым бокалом вина, выпитого Фрэнком, в душе ожидая и страшась, что муж напьется и все ее счастье рухнет. Однако этого не случилось, ни разочка.
Шагая вслед за Поуки по улице, Мишель в который раз благодарила судьбу за прекрасного мужа, замечательных детей и хороших друзей. Ей ли не знать, что в каких-нибудь пяти домах отсюда Джаде приходится кормить супруга-бездельника, который целыми днями валялся на диване, пока жена выматывается в банке. Подумать только, Клинтон, это ничтожество, еще и на сторону гуляет! И как только Джада с этим мирится? Ни капельки не жаль, что партнерство Фрэнка с Клинтоном развалилось!
Мишель вполне отдавала себе отчет в собственных достоинствах. Борец по жизни, она всегда сражалась до последнего, и в трудные минуты на нее можно было положиться. Кругом рушились браки и выставлялись на продажу дома, а ее брак, ее дом даже не пошатнулись. Как и дружба с Джадой.
С Джадой, впрочем, не все и не сразу было идеально. Переехав на улицу Вязов, Мишель страдала от одиночества, пока не познакомилась с Джадой. Каждое утро в течение последних четырех лет они на пару, если не считать Поуки, наматывали мили по улочкам квартала. К утренним прогулкам-пробежкам обе относились почти с религиозным фанатизмом – иного времени для себя ни одна из них не находила. Поначалу общение ограничивалось нейтральными темами: дети, учеба и прочее. Позже, когда умерла Шейла, коснулись родителей. Джада рассказала о своем детстве, Мишель поделилась своими печальными воспоминаниями – с тех пор они и подружились. Сплетничали о соседях, переписывали друг у друга рецепты, хвастались новыми тряпками и делились женскими секретами. В последнее время все больше говорили о Клинтоне.
О-о-о-ох! Мишель с наслаждением потянулась всем стройным телом, как будто решила взлететь к фиолетовому небу. Как там Джада? Она прошла несколько оставшихся до дома Джексонов метров и остановилась напротив. Клинтон мечется по кухне. Джады не видно. Что ж, значит, сегодня не судьба, пора двигать назад.
Пока Поуки шуршал листьями на их участке, Мишель любовалась собственным домом, словно увидела его впервые. Прелестный дом. Ее гордость. И дом, и тело, и детей, и жизнь свою Мишель содержала в чистоте и порядке. Даже Поуки был чистокровным кокер-спаниелем, не чета дворняжкам, вечно ошивавшимся в родительском доме.
– Верно, Поуки?
Кокер взглянул на нее с интересом, склонив набок шелковистую голову.