– Тридцать один.
– Совсем не мальчик, – она помолчала. – Прими мои поздравления. Что ты теперь будешь делать?
– Наверное, то же, что и сейчас. Если ты читала газеты, ты должна знать, что на этой неделе мы выпускаем «Омегу 2000», так что надо сделать кучу всего, чтобы вывести ее на рынок…
– Но тебе уже не обязательно делать все это! Теперь ты можешь делать то, что ты хочешь!
– Вот как раз этого я сейчас и хочу. Мне нужно идти, Сибилла, у нас гости, мы отмечаем день рождения Чеда. Очень жаль, что тебя нет, он с таким удовольствием поболтал с тобой вчера вечером. Приедешь в апреле?
– Да, если в офисе не стрясется ничего непредвиденного.
– Поговорим позже.
Он помедлил. С ее стороны больше не было разговоров о том, что она хочет забрать у него Чеда, она прекратила свои угрозы, и больше они не заговаривали об этом.
Но отношения Сибиллы с сыном все еще были неопределенными, и Ник так и не мог решить, нужно ли ему что-то предпринять, чтобы они смогли лучше узнать друг друга, или пусть все идет как идет.
Сегодня он предпочел второй вариант.
– Спасибо за звонок. Созвонимся позже, – и он поспешил к шумной ватаге из четырехлетних ребятишек, возившихся на заднем дворе.
Они уже наигрались, слопали всех жареных цыплят и выдули весь лимонад, и теперь Чед стоял в раздумье над именинным пирогом, который Елена испекла в форме его любимой надувной обезьянки. Он осторожно держал нож, Елена недавно научила его им пользоваться.
– Папочка, мы же ждем! – завопил он, заглушая ребячью болтовню, когда из кухни появился Ник. – Я уже зажег свечки, и Елена сказала, что я могу отрезать первый кусок.
– Подожди-ка, – Ник подхватил фотокамеру с банкетки красного дерева и навел фокус. – Вот так. Кто споет «День рождения»?
Муж Елены Мануэль запел, а ребятишки подхватили; его баритон звучал, как оперная ария на фоне нестройного хора. Невероятно серьезный Чед поклонился, когда они закончили, глубоко вздохнул и задул все четыре свечки, а когда все шумно зааплодировали, опять поклонился. Потом очень осторожно он отрезал кусочек пирога, а Ник снял всю церемонию на пленку.
Пока Елена и Мануэль сметали со стола оставшиеся крошки, Ник пошел с детьми, болтая с ними и не забывая то и дело щелкать фотокамерой, снимая, как они поглощают пирог и мороженое.
– А можно мне еще пирога? – спросил один из них.
– Конечно, вот же его сколько! – Ник подвел его к столу, на котором Елена разложила по бумажным тарелкам куски пирога.
– Вилка-то у тебя осталась?
– Мне она не нужна.
– Ну, разумеется, – улыбнулся Ник. – Действительно, зачем она тебе?
– А почему это Чед живет все время с вами, а не со своей мамой? – спросил малыш.
Изумленный Ник ответил:
– Потому что она живет в Вашингтоне.
– А… Чед тоже так говорит. Только почему же тогда и он не живет в Вашингтоне? Мой папа живет в Финиксе, и мы бываем у него.
– Знаешь, но ведь бывает по-разному…
– Но у вас все неправильно!
– Кто это тебе сказал?
– Это я так говорю! И другие мальчишки в «школе».
Ник нахмурился.
– Все мальчишки?
Чед ничего об этом не рассказывал. Ему нравилось в «школе», и он с упоением болтал о ней, ни за что не позволяя отцу называть ее детским садом. «Никакой это не детский сад, – возмущался Чед. – Это самая настоящая школа!» Но, значит, не все там было так просто? И, значит, его сыну приходилось отстаивать их не совсем обычный образ жизни?
– А что говорит сам Чед? – спросил малыша Ник.
– Он говорит, чтобы заткнулись.
– И вы слушаетесь?
– Ну да. Чед здорово умеет драться.
– Чед здорово умеет драться, – ошеломленно повторил Ник.
Ему не приходилось видеть, чтобы Чед даже замахнулся на кого-нибудь.
– Так почему же так вышло, что он живет с вами? – вновь спросил малыш.
– Так уж получилось, – ответил Ник, зная, что этот незамысловатый ответ не удовлетворит любопытного четырехлетнего малыша. – Это не неправильно, это просто не совсем так, как у всех. У мамы Чеда такая работа, что она все время очень занята, ей кажется, что она не может бывать подолгу с ним.
– Моя мамуля тоже работает, но я все же живу с ней, – упрямился мальчик, так что Нику захотелось помочь ему поскорее управиться с пирогом, запихнув ему в рот целиком весь кусок.
Но вместо этого он поднялся и громко провозгласил:
– Кажется, пора переходить к фокусам.
Двадцать маленьких голосков возбужденно зашумели: