Сегодня Назаров предупредил, что может задержаться в налоговой службе. Глеб Сергеевич отличался тем, что никогда не пытался праздно проводить рабочее время. Он принадлежал к тому поколению, которое считало это невозможным. Рогозин знал, что контролировать его не нужно, и был рад, что ничто не отвлекает его от творческой работы. Тарас тоже придерживался такого мнения, часто удивляясь, как Назарову удается все успевать.
— За хорошую работу нужно хорошо платить, — говорил Токарев. — Это стимулирует.
Рогозин соглашался с ним, понимая, что для Глеба Сергеевича признание его труда является действительно стимулом. Он столько лет работал, не получая должной оценки, просто для того, чтобы хоть как-то существовать самому и содержать семью.
Дмитрий посмотрел на закрытую дверь кабинета Назарова, подумав, что в салоне все уже достаточно крепко привязались друг к другу. Каждый человек стал частью единого механизма, все винтики которого работали на создание имиджа престижного салона. Результатами можно было оставаться довольным. Правда, получилось это не сразу, но недаром Дмитрий всегда повторял, что терпение и труд все перетрут. Он никогда не был лентяем, и Тарас тоже не отличался способностью переваливать свои задачи на чужие плечи. Рогозин считал, что им обоим невероятно повезло, что в армейской казарме их койки оказались рядом, что желание поддерживать друг друга в трудных ситуациях сохранилось до сих пор. Дмитрий смотрел на свое отражение в зеркалах, улыбаясь едва заметно: почему-то именно сегодня он решил, что на него смотрит состоявшийся, счастливый человек, не абсолютно, но очень близкий к этому состоянию.
Вообще сегодня Рогозин пребывал в состоянии необычайного подъема. Ему было легко на душе, словно впереди его ожидало событие, которого он давно ждал и которое перевернет всю его жизнь. Этому состоянию отвечали и музыка, звучащая в зале, и улыбки посетителей. Он не мог понять причин этого, потому что день начался как обычно и проходил как всегда. Привычна суета, общение с клиентами, авральные звонки с просьбами принять без записи. Все это было той атмосферой, без которой Рогозину было трудно дышать. Он скучал дома, хотя понимал, что нельзя загружать себя работой еще больше. Он знал, что она дает ему силы и составляет смысл существования. А сегодня внутренний голос тихонько говорил, что она подарит ему нечто иное.
Дмитрий присматривался к каждому посетителю внимательнее обычного. Он искал в их словах, выражении лица что-то необъяснимое, неожиданное, но все шло своим чередом, ничего знаменательного не происходило. К четырем часам, получив несколько свободных минут, он подошел к окну и, попивая кофе, заботливо приготовленный Леночкой, засмотрелся на довольно оживленное движение на улице.
Выходной день выдался морозным и солнечным. Лица прохожих были радостными, словно яркость давно не согревающего светила обладала свойством вызывать положительные эмоции. Рогозин почему-то сразу выделил в одном из движущихся потоков двух женщин, идущих под руку и ведущих оживленную беседу. Они довольно быстро приближались, так что скоро он смог рассмотреть их. В одной он узнал свою клиентку. Правда, ее дочь чаще обращалась к нему за услугами, но и мама иногда, под настроение, приходила — в основном, чтобы оживить тусклый цвет волос или подровнять кончики, придать форму своим роскошным пепельно-русым волосам. Он часто запоминал своих посетителей именно по качеству, длине, цвету волос. Ему стоило труда припомнить кого-то по фамилии, разговаривая по телефону, но как только оговаривалось работа, проделанная над волосами, память сразу воссоздавала внешность собеседника.
Узнав Надежду, Рогозин вспомнил, что вчера она звонила ему по поводу своей лучшей подруги. Она не смогла толком объяснить, в чем должно состоять его вмешательство.
— Понимаете, Дима, вы ее увидите и поймете, что нужно делать. Ей нужно придать уверенности в себе.
— Вы уверены, что ей необходим поход ко мне, а не к психоаналитику? — Поинтересовался Рогозин, посчитав, что может получиться совершенно обратный эффект. Вдруг женщина вообще не готова ни к каким переменам?
— Дима, у нее все в порядке с психикой. Просто я хочу сделать ей своеобразный подарок. Я знаю, вы — кудесник. Сделайте еще одно маленькое чудо, и получите еще одно благодарное сердце.
Конечно, ему была приятна столь высокая оценка своего труда. Это не упрощало задачи, накладывая определенные обязательства. Он должен был в который раз доказать, что способен сотворить чудо, о котором говорила Надежда.