– Где твои коньки? – крикнула Лайла, обернувшись, затем села и снова закрыла глаза. – Дай подумать. Жозе?
Она услышала, как Робби доковылял до соседнего шезлонга и с ворчанием плюхнулся в него. Лайла разобрала только фразу вроде: «Жесткая, как лягушачья задница». Она открыла глаза, села, подняла спинку шезлонга, взяла лежавшее у ног полотенце и вытерла со лба пот.
– Если хочешь выпить, налей себе сам, – сказала Лайла и добавила, словно только что решила: – Принеси мне. «Диет-Коку».
– Где служанка?
– Очнись, Робби. Сегодня утром я выгнала последнюю ленивую суку. Кармен, Кармелу или что-то в этом роде.
– Почему? Застукала ее при попытке примерить твою корону? – усмехнулся он и пошел за бокалами.
В его словах заключалась явная насмешка. Лайла почувствовала, как мускулы опять начали напрягаться. Ей нужно было избавиться от собеседника. Она подождала возвращения Робби.
– Мне нравится уединение. Если я приказываю им не входить в мою комнату, они все равно входят. Если я запираю ящик шкафа или стола, они пытаются выяснить причину. – Лайла вздохнула. – Поэтому, Робби, если ты имеешь что-нибудь на уме, лучше выплюнь, ради Бога. Ненавижу твои дурацкие окольные пути. Это очень здорово напоминает мне кое о ком, кого я хорошо знаю.
Лайла заметила, как выражение лица Робби переменилось от удивления до смущения.
– Ладно, – сказал он, отхлебнув водки и словно проверяя свои голосовые связки. Лайла ждала.
– Я видел твою мать, – произнес Робби, ожидая реакции собеседницы.
– Она еще не умерла? – спросила Лайла.
– Ей очень плохо, Лайла. Она разваливается на части.
– Мне наплевать.
Робби поднялся, подошел и сел у ее ног.
– Лайла, мне нужна твоя помощь, чтобы собрать ее. На тебя не похоже, чтобы ты не предприняла ничего против падения матери. – Он сделал еще один глоток, затем вытянул перед собой руку с запотевшим бокалом и уставился на него. – Ведь ты ее дочь.
Лайла не стала задумываться, подняла ноги и толкнула Робби достаточно сильно, чтобы тот упал на свою толстую задницу. Она не могла видеть потрясение на его лице, поскольку ощущала только собственную ярость.
– Вонючий лицемер! – вскрикнула Лайла, стоя над поверженным. – Ты еще имеешь наглость возлагать на меня самую старую вину на планете? И ты говоришь о моей ответственности? Ладно, я ей не дочь. Понял? Я ей не дочь и никогда ею не была.
Пока Лайла шла к дверям, Робби поднялся на ноги, продолжая хныкать.
– Я не могу это так оставить, Лайла. Ей нужна помощь, и кроме нас с тобой ей никто не поможет. Кен не пойдет к ней, она его даже в дом не пустит. Ты должна…
– Я не собираюсь заниматься дерьмом, Робби. Ты слышишь меня? Никакого дерьма. Она твоя подружка, а не моя.
Лайла ушла в дом. Робби бросился за ней следом.
– Если ты ничего не сделаешь…
– Что? Что, если я ничего не сделаю, Робби? Что может случиться с Лайлой Кайл, если она чего-то не делает для Терезы О'Доннелл?
Робби потирал ушибленное место.
– Встреться с ней, Лайла. Поговори. По-своему она любит тебя. И теряет.
Лайла вдруг стала очень спокойной. Она думала, что Робби все понял, но теперь видела, что это совсем не так. Он всегда был на стороне Терезы. Он хорошо относился к Лайле, только чтобы быть поближе к событиям, чтобы иметь возможность сделать то, что попытался сделать сегодня: толкнуть Лайлу в когти Терезы.
– Она не любит ни меня и никого. Она просто хочет приблизиться к действию и вернуться в Голливуд. Она потеряла зрителя, а не дочь. Вернись к ней и скажи, что я посоветовала ей умереть. И подохни вместе с ней, предатель.
Лайла спокойно пошла по лестнице в спальню, затем обернулась.
– Убирайся, Робби, и не приходи ко мне больше. Не хочу тебя никогда видеть. Ты отравляешь все, как и она.
Лайла вновь пошла по лестнице. Еще до того как она добралась до последней ступеньки лестницы, Лайла уже знала, что осталась в доме одна.
15
Существует только одна вещь хуже, чем телешоу, которое грохочет, как творение Нейла Морелли: большой успех. Если Голливуд ненавидит неудачников – а это, поверьте мне, так и есть, – победителей он ненавидит еще больше.
Марти Ди Геннаро был солидным человеком, удачливым коммерсантом, но теперь он стал не просто солидным и богатым, но и выпускал вереницу серий популярнейшего шоу. В то время как, работая в кино, он делал по одному фильму в два года, телевидение заставляло его проделывать эквивалентную по успеху работу каждые две недели.