– Обвинение в чем?
– В том, что вы, гражданин Митрофанов, убили свою жену.
– Я убил… Да неправда это! Неправда!!!
Птичий двор
Из показаний жителей деревни Большие Выселки
«… – Жили они плохо. Только приедут, и первым делом давай ругаться. Дом на отшибе, и бывало, что на всю деревню слыхать. Больше всего «дура» да «убью». Это, значит, Арсений, Варькин внук. Варвара-то под старость из ума стала выживать. Взяла да и оформила дом, значит, на внука, а землю на Алиску. Сеньке, значит, назло. Он, понятное дело, усадьбу продать хотел. И больше в деревне не объявляться.
– Что так?
– Дак со всеми ж переругался! Тот у него куркуль, эта жмотиха. А сами квартиру в Москве сдают, деньги лопатой огребают. Кто, спрашивается, куркуль? Злой он, будто зверь дикий, Сенька-то. Алиска дом продавать не хотела. Вот они и брехали изо дня в день. Видать, из-за дома.
– Получается, что Арсений Митрофанов постоянно угрожал жене, так?
– Так.
– Он сильно пил?
– Ну, не сказать, чтоб шибко. Как все.
– А как все пьют?
– Ну, вы спросите тоже, гражданин следователь! Опосля работы рюмочку-другую принять – это святое. А уж по выходным можно и бутылку-другую оприходовать. Одно скажу: как Сенька выпьет, так становится бешеный.
– Они вчера приехали вместе?
– Вроде поврозь. Ее я не видал, брехать не буду, видал только, что Сенька бросил машину на дороге, идет к дому своему один пехом и в руках что-то тащит.
– Что тащит?
– Дак далеко ж было, гражданин следователь! Где мой дом, а где его!»
«– … канистру с бензином.
– Так. Вы уверены, что в руках у Арсения Митрофанова была канистра с бензином?
– Да. Уверен. Конечно, в ней мог быть и не бензин, а, допустим, вода. Но это вряд ли. Зачем ему привозить с собой воду, когда рядом с домом колодец?
– Логично. Ну, а хозяйку вы видели?
– Алису? Нет, не видел. Я был на огороде, вышел к колодцу за водой и увидел Арсения. Он как раз подходил к своему дому…»
«… – Милай, дак она ж раньше приехала! На лектричке.
– Вы уверены?
– Я ж напротив живу! У меня, милай, давление, не больно-то на огороде расстараешься, да и вязать врачи запрещают. Вот и сижу целыми днями у окошечка, все сына высматриваю. Да за деревенскими наблюдаю. Все про всех знаю, кто куда пошел, кто с кем дружбу водит.
– Значит, вы видели, как Алиса Владиславовна приехала на электричке?
– Алиска-то? Как же, видала. Бывают и у богатеев свои причуды.
– А с чего вы взяли, что они богатеи? Дом старый, машина не иномарка.
– Дак они ж квартиру в Москве сдают! Все знают. Не пито, не едено, а бешеные тыщи огребают!
– Когда она приехала?
– Дак часиков этак в пять.
– В пять?
– Может, и попозжее. Приехала, головой покрутила, и в дом. Затаилась, как мышь.
– Почему же затаилась?
– Дак кто приезжает, первым делом в огород. Али печь затопляют.
– В такую жару?
– Дак, милай, газ-то никак не проведут! Бывает, и на печке готовят. Лектричество-то, оно нынче дорогое, а дрова за порогом растут.
– Может, она затопила печь?
– Милай, дымка-то над крышей не было! Я ж не слепая! Прошло, может, полчасика или поболе, и подъезжает к дому красивая машина.
– Машина? Какая машина?
– Вот чего не знаю, милай, того не знаю. Иномарка. Говорю же: красивая, голубая. Чисто небо. Выходит из нее баба. Молодая, вся из себя интересная, очки на ей черные, сама черная, куртка красная. Видать, что богатая. Выходит – и прямиком в дом, к Алиске, значит. И сызнова тишина.
– Долго женщина там была?
– Может, с полчасика, может, и поболе. Я, милай, на часы-то не больно смотрю. День прошел, и слава богу. Мне торопиться некуда. На тот свет всегда успею.
– Ладно, бабуля, помирать-то! Глаз у вас зоркий. Значит, к Алисе Владиславовне приехала богатая черноволосая женщина в красной куртке? Приехала на голубой иномарке, пробыла в доме полчаса и после этого уехала. Так?