— Подождите, когда придет Цабри, и вы получите то, за чем пришли сюда…
— Подождать? — усмехнулся мужчина и выпрямился во весь рост. — Разве ты не видишь, насколько неуместно звучит сейчас это слово?
Джейн, вспыхнув, отвела глаза от его обнаженной фигуры.
— Я же вам сказала: сейчас сюда придет Цабри.
— Но это не Цабри вызвала во мне желание, а ты.
Джейн растерянно и недоверчиво посмотрела в его пылающие синим огнем глаза.
— Да, ты вошла, и я захотел именно тебя. Меня это тоже удивляет. Не думал, что женщина в мужской одежде вообще способна возбудить какие-то чувства. — Он встал и подошел к ней. — Сними это с себя, — приказал он мягко.
Джейн почувствовала странный жар и трепет, который пробежал по телу, — то, чего она никогда в жизни еще не испытывала. Дыхание у нее снова перехватило:
— Нет.
— Ты хочешь, чтобы я сам раздел тебя? — Его синие глаза, не отрываясь, смотрели на нее. — Видеть, как мальчик превращается в женщину, — в этом и в самом деле что-то есть…
И он потянулся к ней, чтобы расстегнуть пуговицы на рубашке.
Джейн отпрянула назад. Он взял оба ее запястья одной рукой, а другой коснулся груди сквозь ткань.
— Какая у тебя волшебная грудь. Невероятно! Ни за что бы не сказал, глядя на эту мешковатую рубашку. — И он нежным движением провел по ее соскам ладонью.
Почему она не может оттолкнуть его, растерянно думала Джейн, чувствуя, как слабеет от непонятного тепла ее тело. У нее хватит сил, чтобы вырваться, как она вырвалась из рук Пачтала. Пачтал! Мысль об этом страшном человеке показалась ей почти спасительной. Наверное, все дело в одуряющем, тошнотворном запахе, который лишил ее способности сопротивляться.
— Перестаньте! Я не хочу!..
— Ты не хочешь, чтобы я раздевал тебя? — спросил он, переставая расстегивать пуговицы. — Видишь, я выполнил твою просьбу. — Большим пальцем он медленно провел по ее ладони. — Мозоли… Ты заработала их не на садовой грядке.
Джейн попыталась выдернуть руки, но шотландец только еще крепче сжал их:
— Мне не хотелось обидеть тебя. Мне они нравятся. У нас с тобой много общего. Точно такие же мозоли есть и на моих руках. — Он взял ее указательный палец и провел по своей ладони. — Чувствуешь? Я хорошо знаю, что такое работа, когда в конце дня шатаешься от изнеможения. Мне лучше кого-либо другого известно, что такое усталость. И никто не в состоянии понять, как я, что такое биться каждый день, не видя результатов. — Его слова плели вокруг Джейн шелковую паутину, которая лишала ее воли. — Вот почему мы должны вознаградить себя за все, когда предоставляется такая возможность.
— К чему эти…
— Молчи… — Он наклонился и коснулся губами ее груди. — Мне очень хочется увидеть тебя раздетой. Но когда я вижу, как твердеют твои соски под тканью, — это действует не менее возбуждающе. Ты поэтому надеваешь мужскую рубашку, когда приходишь сюда?
Его теплый язык касался сосков через рубашку. Странное ощущение легкости охватило Джейн, кожу будто покалывало иголочками, голова слегка кружилась.
Она слабо вскрикнула, и спина ее выгнулась.
— Вот так, хорошо! — прошептал Руэл. — Ты уже хочешь меня не меньше, чем я тебя.
И Джейн с изумлением поняла, что он говорит правду. Она всегда думала, что только мужчина способен желать женщину. Нежные с подвыванием вскрики покорности и наслаждения, которые она слышала от своей матери и других проституток, всегда были притворными. А сейчас ей с трудом удавалось подавить крик, рвущийся из груди, когда его губы коснулись сосков. Так вот оно что! Это не опиумная трубка превратила ее мать в рабыню, а именно это желание!
Нет! Она не позволит, чтобы ее поймали на такой грубый крючок, она не станет шлюхой. Не станет рабыней.
— Пустите меня! — Джейн вырвалась и отпрянула в сторону. Трясущимися пальцами она застегнула пуговицы на рубашке. — Не смейте трогать меня. Я не шлюха, ради которой вы пришли сюда!
Он не пытался остановить ее и только смотрел, не мигая. В свете лампы он напоминал тигра с ярко-синими глазами.
— А зачем же ты пришла сюда?
— Произошла… ошибка… Я испугалась и…
— Кого, меня? — спросил он, собираясь шагнуть вперед.
— Не подходите ко мне! — отпрянула Джейн. — У меня есть нож.
— В самом деле? — Он, улыбаясь, смотрел на нее. — Почему же ты не пустишь его в ход? Или не убежишь отсюда?
— Потому что Цабри заперла обе двери.