— Похоже, вам удается с ними справляться.
— Хочешь попробовать?
Она изумленно посмотрела на него:
—Я?
— Новое впечатление. — Он передал ей вожжи и осторожно взял ее руки в свои. — Держи крепко, но не тяни.
Власть. В ней поднялось возбуждение, когда она почувствовала, как натянуты вожжи. Столько силы и непокорства, и она держит их в руках, управляет ими!
Он хохотнул:
— Тебе понравилось.
— Да! — восторженно выдохнула она. — Это… чудесно. Уберите руки. Дайте мне править одной.
— Для начала хватит. — Он отобрал у нее вожжи. — Когда я в следующий раз приеду в Камбарон, я начну учить тебя править.
— Обещаете?
— Обещаю, — снисходительно улыбнулся он. — Если я как следует тебя займу, может, ты отложишь разрушение крыши до того момента, как закончатся зимние снегопады.
Наверное, не время было сейчас говорить ему, что снова наступят снегопады и снова закончатся, прежде чем она завершит работу над куполом цветов.
— Вы снова уезжаете?
— Завтра утром.
— Почему?
— У меня дела за границей.
— А когда вы вернетесь?
Он пожал плечами:
— Понятия не имею. Может, весной.
Весной! Он не вернется до весны! Она сможет работать без помех, без этой непонятной душевной муки. Наверное, она еще просто до конца этого не осознала — иначе откуда вдруг нахлынула такая тоска?
Уже показались ворота Камбарона. Как быстро! Марианна удивилась острому уколу разочарования. Впервые ей было так хорошо и легко в обществе Джордана. Эти последние минуты удивительно их сблизили. В манере Джордана не ощущалось даже намека на чувственность. Он был небрежно-снисходителен, как брат с младшей сестрой.
Марианна искоса посмотрела на своего спутника.
Лицо у него было невозмутимым, сдержанным, чуть ироничным. И в то же время слишком… Слишком гладким, словно на нем была надета маска.
А он ведь и вправду носит маску, вдруг осознала она. Никогда нельзя догадаться, о чем он думает, пока он сам об этом не скажет.
— И какие планы ты теперь строишь? — с шутливой тревогой спросил он. — Бальная зала — это одно, но я категорически отказываюсь разрешать проделывать дыру в крыше конюшни. Мои лошади гораздо чувствительнее моих знакомых.
Какое ей дело до того, что прячется под этой маской? Он дал ей свое согласие! Он предоставил ей возможность создать купол!
— Мне такое и в голову не пришло бы, — радостно улыбнулась она. — Вы не единственный человек, которому лошади нравятся больше, чем люди. Алекс тоже никогда не допустил бы подобного.
* * *
— Уильям говорит, что на следующий год я уже смогу пересесть на лошадь побольше, — возбужденно поделился новостью Алекс, когда Марианна пришла посидеть с ним перед сном. — Но Грегор говорит, все равно не на такую большую, как у него.
— Надо надеяться, — улыбнулась ему Марианна. — Иначе тебе придется влезать на край фонтана, чтобы сесть на нее верхом. — Она отвела прядь волос у него со лба, — Но не огорчайся, если придется остаться с твоим пони. Лошади стоят очень недешево. Мы не имеем права ничего просить у этих людей.
— А нам и не надо просить: они просто сами дают, — зевнул Алекс. — И Джордан не будет против. Он рассказывал мне, что получил первую лошадь когда ему было пять лет, но все равно ездил и на своем старом пони, пока не стал слишком тяжелым для него
— И почему он это делал?
— Он сказал: никто не бросает старых друзей, когда появляются новые. — Алекс сонно улыбнулся. — Так что мне не придется бросать Кили. У меня просто появится новый друг.
— У тебя здесь много новых друзей, правда?
Алекс кивнул:
— Мы им нравимся. — И тут же нахмурился: — Но мне немного неспокойно. Мама говорила, что нельзя брать, если не даешь взамен. Я все время беру, Марианна.
А она? Смутное чувство вины шевельнулось в душе. Алекс своим чутким сердечком понял то, в чем она не хотела сознаться самой себе. Джордан обещал им приют и защиту, но дал гораздо больше — он дал им доброту. Он привез их сюда, в безопасное место, и обращается с Алексом как с любимым младшим братом.
Но он делает это только из-за Джедалара!
Нет. Ему ничего не стоило дать ей место для работы, и она уже была бы счастлива. Джордан достаточно проницателен, чтобы понять это.
Может быть, он добр только потому, что хочет ее — как женщину. При мысли об этом Марианна почувствовала, как краска приливает к ее щекам. Хорошо, что в комнате царит полумрак и Алекс не видит ее.